На Каньоне

Первым о Каньоне рассказал мне начальник гидрометеостанции в Усть – Среднекане Иван Филлипович Гринько. По его словам выходило, что красивее и живописнее пейзажей каньона нет в других отрогах Полярного хребта и во всей долине Колымы – реки. Этих слов вполне хватало, чтобы заинтересовать меня как кинооператора.

Окончательное решение побывать в этом месте созрело после беглого знакомства с руководителем группы метеонаблюдателей Каньона Юрием Беляковым. С ним мы случайно встретились в здании аэропорта, где он оформлял документацию на перевозку специальных приборов. Юрий суетливо носился по службам полетов и перевозок, с кем-то спорил, ругался, просил и требовал. Улучив момент, я остановил его за руку и задал прямой вопрос:

- Что из себя представляет Каньон?

Беляков помолчал, потом посмотрел на меня с каким-то ему одному известным интересом и, улыбнувшись, ответил:

- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Понятно?

И он снова куда-то убежал.

Несколько минут я стоял в раздумии, а потом решительно направился к командиру авиапредприятия Ю.С. Иванову.

Он выслушал мой несколько сумбурный рассказ, затем связался с кем-то по селектору, о чем-то спросил, выключил переговорный динамик и повернулся в мою сторону:

- Обстоятельства складываются благоприятно.  Завтра по треугольнику летит вертолет.  Одна из точек приземления – Каньон.  Поднимитесь в штурманскую комнату и представьтесь командиру МИ- 8 Анатолию Порфирьевичу Наливайко.  Полетите с ним.

На следующий день в семь утра к гостинице подошел автобус.  Мороз был под шестьдесят. Туманная мгла запеленала воздух и стылую землю.  Ребята из экипажа помогли вынести и загрузить съемочную аппаратуру и мы отправились на летное поле.

Вскоре туман стал рассеиваться. Командир попросил разрешение на взлет и получил «добро». Винтокрылая машина отрывалась от земли и постепенно стала набирать высоту.

Думаю о предстоящей встрече с Каньоном. Память воскрешает прочитанные в энциклопедическом словаре строки. Каньон – испанское слово, в широком понятии означает глубокую долину с очень крутыми, нередко ступенчатыми склонами и относительно узким дном, обычно полностью занятым руслом реки.

Смотрю на часы.  Сорок минут полета прошли как одно мгновение. Вертолет входит в крутой вираж.  Делаем посадочный круг и приземляемся.

Выпрыгиваю  в снег… и проваливаюсь по пояс в белое месиво. Механик выбрасывает рядом со мною кофр, штатив, осветительные приборы.

Вертолет поднимается ввысь, торопясь за короткий световой день доставить срочный груз одной из геологических партий.

Оглушенный и засыпанный снегом поднимаюсь на ноги, вытаптываю вокруг себя площадку, оглядываюсь. В двухстах метрах три домика и мачты с флюгерами – хозяйство метеорологов. От центрального дома отделяется человеческая фигура и направляется в мою сторону. Это мужчина. Он идет на лыжах, в руках у него две короткие широкие доски. Когда он приближается, вижу, что доски – это лыжи. Очевидно, для меня.

Знакомимся. Подошедшего человека зовут Виктором Остриковым. Я привязываю к унтам самодельные бегунки. Распределяем поровну аппаратуру и по проложенной лыжне скользим к домам.

В жилом помещении знакомлюсь еще с одним обитателем Каньона – Валентином Никитаевым.

Только разлили по кружкам чай, как издали послышался нарастающий гул мотора.

- Начальник, наверное, летит, - высказал предположение Никитаев. – Везет же сегодня на гостей!

Все вместе выгружаем приборы и почту. Самой счастливой улыбкой сияет лицо Виктора – он получил кипу писем от жены.

Вертолет улетает, а мне нужно, пока светло, отснять панорамные пейзажи. Прошу кого – нибудь помочь мне. Виктор с охотой соглашается первым.

Собираю съемочные принадлежности, прячу под пальто аккумулятор, чтобы он не замерз и не отказал в работе. Виктор взваливает на плечи штатив. Становимся на лыжи, осторожно спускаемся на заснеженную речку Верину и движемся по направлению к горе Эзоп. Пробую выспрашивать у Острикова о происхождении названия горы, нареченной кем – то в честь древнегреческого поэта, но Виктор не может ответить на вопрос. Оказывается, он всего три месяца на Каньоне.

Идем по самому центру долины. По берегам речушки богатая и довольно разнообразная растительность. Ветки деревьев покрыты серебряным инеем. Любуемся настоящей зимней сказкой.

Морозец по сравнению с Сеймчаном вполне сносный – около 30 градусов. Виктор объясняет это явление особенностью микроклимата.

У подножия Эзопа – короткая передышка. Поднимаю вверх голову, смотрю на вершину. Своим внешним видом гора удивительно напоминает пирамиду. Начинаем медленное восхождение. На полпути останавливаемся. Дальше идти нет ни сил, ни смысла. Ставим треногу, на нее кинокамеру. Кручу ручку штатива то вправо, то влево. И теряюсь. Что лучше снимать? На несколько километров окрест картина зимней природы неописуемой красоты. Суровые нагромождения белоголовых гольцов стиснули долину. Внизу серпантином вьется речка с красивым женским именем – Верина. Представьте еще себе в центре долины крохотных точки метеостанции и по-особенному оживляющие местность султаны дымовых столбов над крышей домика. Написанного вполне хватит, чтобы по-настоящему оценить слова влюбленности в этот пейзаж многих людей, побывавших здесь…  

Но солнце клонится к горбатому горизонту, и нам пора спускаться к жилью. Ребята обещали приготовить на ужин что-то фирменное из медвежатины и шашлыки из куропатки по-каньонски…

Вечером разговор затянулся допоздна. Метеорологи рассказывали о себе, о своих радостях и огорчениях. Несколько строк о каждом из них я записал в путевой блокнот.

Юрий Беляков – 29 лет, окончил метеорологический техникум в Тульской области. После распределения работал наблюдателем на побережье Охотского моря. Последние четыре года – начальник станции на Каньоне. Жениться еще не успел. Увлекается поэзией и охотой. Имеет хорошую, со вкусом собранную личную библиотеку.

Валентин Никитаев – 1925 года рождения. После окончания специальных курсов в Якутске в 1945 году объездил все побережье Северного Ледовитого океана. Хорошо рисует, любит музыку, прекрасно играет на гитаре. Обладает незаурядными кулинарными способностями.

Виктор Остриков – самый молодой специалист, ему 24 года. В Новосибирске окончил училище, уже успел многое повидать. Болезненно переживает разлуку с молодой женой и с нетерпением ждет весны, чтобы перевезти семью сюда, на Север. С поразительным постоянством выполняет каждое утро обязательный комплекс физической гимнастики. Всевозможных гирь и гантелей у него больше дюжины.

Утром следующего дня дежурил по станции Юрий Беляков. Каждые два часа мы ходили с ним на метеоплощадку. Он знакомил меня с устройством некоторых приборов, объяснял назначение каждого из них. Здесь я впервые увидел гололедный станок, следящий за обледенением проводов и окружающей среды. Поразили и вытяжные термометры, фиксирующие температуру почвы от 20 до 350 сантиметров. Потом я снимал на пленку процесс заготовления питьевой воды метеорологами: они резали ножовкой глыбы спрессованного снега и складывали его в металлическую бочку, чтобы потом растопить на огне.

Потом пришел вертолет и я простился с ребятами и Каньоном. Было немного грустно, потому что частица моего сердца навсегда оставалась теперь в этом месте.

Александр Шаров, кинооператор, член Союза журналистов СССР.

17 февраля 1973 г. «Новая Колыма».