ВЕРНОСТЬ КЛЯТВЕ
О полетах я мечтал еще в детстве. Комсомол помог мне поступить в авиационную школу. Стал летчиком. Увлекательная и интересная это работа. Летал я и вокруг света, бывал не раз на Северном полюсе, на Южном. Защищая Родину, сражался в воздухе с белофиннами и фашистами. Бил врага всюду: на земле, на море, в небесах. Горел в самолете, тонул в студеном море. Как выжил, не знаю. Говорят, в рубашке родился. Может и так, но мне кажется, что основную роль сыграла моя рабочая закалка, ненависть к врагу и воспитание комсомола.
— Военную школу летчиков я закончил в 1929 году, и нас, молодых военных летчиков, направили на борьбу с басмачеством в Ташкент. Летать приходилось на Р-1. Это одномоторный самолет-разведчик. В кабине находились двое — пилот и бортмеханик с пулеметом. В то годы недобитые банды басмачей, возглавляемые злейшими врагами Советской власти, врывались на нашу территорию и своими зверства наводили ужас на мирных дехкан. Убивали активистов, сочувствующих Советской власти, жгли аулы, кишлаки и даже небольшие города. Совершив свое подлое дело, уходили и пески пустынь, к одним им известным колодцам, в горы, и, выждав
время, вновь нападали.
Мы летали в поисках этих банд, далеко забираясь в пустыню. Жара стояла неимоверная, моторы работали на пределах своих возможностей. Вода в двигателях всегда была около 100 градусов. С высоты своего полета, мы имели возможность далеко видеть и, обнаружив банду, проносились над ней. Рев моторов пугал лошадей, они в страхе шарахались в разные стороны. Механики строчили из пулеметов.
Однажды я вылетел в паре с летчиком Литвиновым. Из кишлаков сообщили, что в окрестностях появилась банда Исмаил-бека. Взлетев, взяли курс на юг. Под крылом давно уже, кроме желто-серых барханов, ничего не было видно. Но вот в стороне мы заметили дорожку пыли. Разворачиваем самолеты и летим в этом направлении. Скоро различаем отряд всадников. Басмачи! Проходим над ними — еще раз убедиться, что не ошиблись. Да, — это враги. Делаем разворот. Кони под бандитами встают на дыбы, сбрасывают седоков и разбегаются. Механики бьют из пулеметов. Кое-кто стреляет в нас. Вдруг у Литвинова мотор чихнул и остановился. Самолет резко накренился и понесся прямо на барханы. Пилоту однако удалось набрать скорость, выровнять самолет и приземлиться на склон. Пробежав немного, самолет задрал хвост, но не перевернулся, а пришел в нормальное положение. Пилот выскочил из кабины, побежал в сторону от самолета, на ходу вытаскивая наган. Вижу, механик возится в своей кабине. Басмачи заметили, что один самолет упал и уже спешат к нему. Пикирую на них. Тем временем Литвинов уже перемахнул через следующий бархан, спешит уйти подальше. Механик снял пулемет и тоже уходит. Басмачи стреляют по самолету и вскоре Р-1 вспыхивает, как факел, видно, попали в бензобак. Я летаю круг за кругом. Патроны у нас кончились, и басмачи это поняли. Не опасаясь нас, они подошли к остаткам самолета и двинулись по следам ушедших. Вот уже механик отстреливается от наседающих бандитов. Это охлаждает их пыл. Увидев следы пилота, конные понеслись за ним. Эх, жаль, нечем помочь друзьям. Бензин на исходе. Осталось только-только вернуться на аэродром. С тяжелым сердцем беру курс на север. Вот и посадка. Навстречу бегут люди. Кричу им, чтоб скорее заправили. Вытягиваясь в линию, эскадрон уходит туда, где, может быть, еще идет неравный бой.
...Бандиты настигли летчика, привязали к лошадям и разорвали на несколько частей, а механик, экономя патроны, продержался до подошедшей подмоги и остался жив...
— Вот так начиналась моя летная жизнь, — сказал Илья Павлович, умолчав, однако, что за борьбу с басмачеством он был награжден «маузером» с именной надписью «Мазуруку И. П. за успешную борьбу с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ».
Наша встреча состоялась девятого ноября 1983 года. До этого дня мы переписывались с Ильей Павловичем. Он помог мне в установлении истины гибели самолета А-20 № 233203. Вечером восьмого ноября я из номера гостиницы позвонил знаменитому летчику. Секунды казались вечностью. Ответила жена генерала Мазурука. Прошу разрешения о встрече. Мне отвечают — Илья Павлович может уделить не более тридцати минут. Я рад. На другой день ровно в десять часов нажимаю кнопку звонка у двери квартиры Мазурука.
Илья Павлович, одетый в морскую рубашку с широкими синими с белыми полосами, выходит ко мне. Крепкое рукопожатие, и он приглашает пройти в свой рабочий кабинет. Осматриваюсь. Это кабинет-музей. У окна стоит рабочий стол. На столе папки с письмами, рукописями. Напротив книжный шкаф. В нем сразу замечаю книги, написанные самим Мазуруком, ими я зачитывался в детстве и они сыграли немалую роль в выборе моей профессии. Справа стеклянная витрина. В ней морской мундир генерал-майора авиации, весь увешанный орденами и медалями. На полках вдоль стен модели самолетов, на которых летал Илья Павлович. Над ними возвышается пингвин. Сначала подумал, живой, но это оказалось чучело. Пингвина Илья Павлович привез из Антарктиды.
Справа у двери стоит верстак, тут же столярный и слесарный инструмент. Илья Павлович любит в свободное время что-нибудь мастерить.
Я осматриваюсь, мне все здесь понятно и дорого. Илья Павлович приглашает сесть. Очень располагающая улыбка, открытое приветливое лицо, дружеское отношение снимают с меня напряжение...
Нелегкое досталось задание молодому летчику— борьба с басмачами. Но он выполнил его с честью. Вскоре Мазурука направляют на Север. Две крайности. Сначала ужасная жара, потом немыслимый холод. Север тоже требует отдачи всех сил, иначе его не покорить.
В истории авиации есть скупые строки: «На Дальнем Востоке наряду с магистральными трассами также начали развиваться местные воздушные линии, особенно после открытия воздушного сообщения между Хабаровском и Комсомольском-на-Амуре. Еще в августе 1932 года была открыта линия Хабаровск—Владивосток. А в январе следующего года И. П. Мазурук осваивает линию Николаевск-на-Амуре— Аян — Охотск — Магадан».
— Полеты на Севере, — продолжает Илья Павлович, — требовали крепкого здоровья, отличного знания материальной части самолета, умения ориентироваться в любой обстановке. Север внезапно преподносит такие сюрпризы, что потом только сам удивляешься, как же ты остался жив и сохранил дорогую материальную часть. Однажды я готовился лететь из Хабаровска на Сахалин. Дело было зимой. Порывистый ветер крутил снеговую поземку. Мой самолет подогревали. Скоро подошли двенадцать пассажиров, подвезли почту. Я принял решение лететь. Что ждет нас впереди по трассе, не знал. Взлетели. Моторы работают нормально. Все
идет как нельзя лучше. Подошли к Татарскому проливу. По карте видим, что до Сахалина осталось недалеко. И тут, как это бывает, внезапно отказывает один мотор. Самолет клюет носом, словно его что-то притягивает к воде пролива. Что делать? Садиться нельзя. Необходимо облегчить самолет. Кричу механику, и за борт летят почта, инструмент, чехлы. Больше выбрасывать нечего, остались одни пассажиры. Те бледные, отдают все вещи, которые тут же отправляются вниз. Но машина продолжает терять высоту. Механик предлагает слить лишний бензин. Согласно киваю. Тот сбрасывает верхнюю одежду и протискивается в крыло. Кажется чувствую, как он бьет отверткой по бензобаку.
Самолет медленно начинает набирать высоту. Помогло! Товарищ сильно обморозился, кричу, чтобы разбил компас и обтерся спиртом, а я долечу и так. Долетели...
Летать Илье Павловичу приходилось много. Сажал он свои машины на лед и воду, землю и скалы. Освоены Сахалин, Камчатка, Колыма, Чукотка. За героический перелет на Северный полюс и доставку экспедиции И. Д. Папанина Родина удостоила майора И. П. Мазурука высокого звания Героя Советского Союза. Это знаменательное событие произошло 21 июня 1937 года.
С первых дней войны Илья Павлович назначается начальником второй авиагруппы ВВС Северного флота. Эти месяцы войны на Севере очень памятны генералу Мазуруку...
Он немного помолчал, посмотрел в окно, из которого отлично видны Кремль, .Москва-река. Серые воды реки режет форштевнем катер. Слегка накрапывает ноябрьский дождь. Сегодня плохая погода, пасмурно, ветрено, с голых деревьев срываются последние листья. Ветер несет их по мосту и швыряет в воду. Пейзаж навевает мысли о другом времени, когда Илья Павлович вылетел на спасение моряков из разбитого конвоя РО-17...
— Это было в конце июня 1942 года. Из Англии должен был выйти конвой с вооружением для наших войск. В этом конвое было 35 транспортных судов и много военных кораблей прикрытия. Транспортные суда конвоировали английские ВМС. Моя группа была в боевой готовности и по первому сигналу должна была взлететь и встретить его в условном месте.
Но этому каравану выпала поистине трагическая судьба. В самом опасном месте перехода военный английский эскорт по неизвестной причине бросил транспорты и вернулся. Позже мы узнали: это было предательство. Фашистам досталась легкая нажива. Подводные лодки и самолеты врага, набросившись на караван, обстреливали и бомбили его. Много кораблей было уничтожено.
Мы взлетели и на форсаже стремились прийти на помощь нашим и английским морякам. В районе трагедии увидели кровавую картину расправы с безоружными судами. Черный дым застилал полнеба. Огненные сполохи взрывов рвали его в клочья. Над поверхностью вставали то корма, то нос разорванного торпедой судна. Наши истребители вступили в бой, и вскоре несколько самолетов противника скрылись в волнах. Моя летаюшая лодка летела низко над водой. Внимательно всматриваюсь, и вижу людей. Приводняюсь, подруливаю. Механик помогает втащить обессиленных раненных моряков. С большой перегрузкой взлетаю, и скорее — на берег. Заправка. Снова в море. Много моряков пришлось спасти от верной смерти.
Бывали в моей жизни и очень сложные ситуации,—рассказывал И. П. Мазурук.—Как-то при перелете на Сахалин я совершил вынужденную посадку из-за отказа двигателей. Посадил самолет на маленький пятачок среди скал. Осмотрели кое-что исправили. С помощью местного жителя и оленей перетащили самолет на площадку, откуда можно было взлететь. Но оказалось, вытекло масло, и до аэродрома нам никак не добраться. Но тут местный житель предложил свои запасы рыбьего жира. Стали ему объяснять, что мотору необходимо настоящее авиационное масло. Логика собеседника была, однако, тверда: масло жирно и рыбий жир — жирный. После долгого раздумья, решили попробовать: чем черт не шутит, если разбавить с остатками, может, и долетим. Заправили. Моторы запустились с полоборота. Добрались благополучно.
...Много пришлось полетать при спасении моряков с разбитого конвоя. Находясь в воздухе уже 24 часа, снова сажусь на заправку. Приводниться пришлось в бухте напротив островов Малых Кар-макул. Пока заправлялись экипаж зашел в домик полярной станции, чтоб немного отдохнуть. Только легли, вдруг орудийный залп. Бросились к окну и обмерли: подводная лодка врага! Еще выстрел, и точное попадание в наш самолет. В нем оставался механик Перов... Еще залп, и разрушен соседний домик, третий поразил наше строение, едва успели из него выбежать. После фашисты ушли из бухты...
Илья Павлович встал и прошелся по комнате. "' Потом обратился ко мне:
— Вы меня простите, но я волнуюсь, когда вспоминаю те далекие дни. Это были суровые дни,
полные горечи поражений, потерь родных, близких,друзей и товарищей. Но слова комсомольской клятвы всегда звучали в моем сердце. Эти простые, но очень верные слова помогали жить и бороться за счастье нашего народа...
Вскоре после этих событий я был срочно командирован в Москву. Прибыв, узнал, что меня вызывают к Верховному Главнокомандующему, к самому И. В. Сталину. Не знал, что и думать. Пытаясь выяснить причину, обращался к товарищам, но получал неизменный ответ — всему свое время. Но другой день рано утром прибыл в Кремль. Ждать пришлось недолго. Открылась дверь, и меня пригласили пройти в кабинет.
Там были члены правительства. Сталин посмотрел на меня и тихим голосом спросил:
— Вам известна обстановка с переброской грузов по ленд-лизу, товарищ Мазурук?
— Да, товарищ Сталин. Известна.
— Немцы активизировали свои действия на морских театрах войны на севере, а японцы на Тихом океане. Мы предлагаем перегонять самолеты через Сибирь. Это будет дешевле и быстрее. Как Вы думаете, товарищ Мазурук?
- Я думаю, что эго будет правильно, товарищ Сталин.
- Ну, раз так думаете, то мы вас назначаем начальником азиатрассы. Особой авиатрассы. Сколько надо времени, чтобы доложить свои соображения по ее организации?
— Дней десять, товарищ Сталин.
— Нет, хватит и пяти!
Через 2 дня основные предложения по организации трассы были готовы . Ставка Верховного их утвердила.
Началось работа и днем, и ночью. В основу легли маршруты, по которым уже эпизодически летали самолеты. Основными аэродромами были выбраны Красноярск—Киренск—Якутск—Сеймчан— Уэлькаль—Фербснкс. Но аэродромов в том смысле, как мы сейчас понимаем, в этих пунктах не было. Только маленькие посадочные площадки, которые зимой принимали самолеты типа По-2. Для перегонки же истребителей и бомбардировщиков требовались настоящие аэродромы. Кроме того, перегонка не должна быпа зависеть ни от каких условий: летать нужно ежедневно, в любое время года и суток. Пришлось строить основные, запасные, промежуточные аэродромы, аэродромные сооружения, жилые и подсобные помещения. Налаживать связь и организовывать метеоточки наблюдения за погодой. Переброска людей в эти районы также требовала определенных усилий. Кроме самолетов, другого транспорта не было, а перебросить следовало более 3000 человек, обеспечить их всем необходимым, а технику — горюче-смазочными материалами. И все это в самые короткие сроки. Враг был силен, а открытие второго фронта союзниками откладывалось.
Одним из пунктов трассы, как я уже говорил, был поселок Сеймчан. В этом населенном пункте я решил разместить третий перегоночный авиаполк. Чем же Сеймчан привлек мое внимание? По своим географическим данным он имел свои преимущества. Во-первых. там уже строился небольшой аэродром для обслуживания геологии Юго-Западного горнопромышленного управления. Во-вторых, особые климатические условия этого района выгодно отличались от остальных пунктов. И главное, погодные условия: отсутствие сильных ветров, теплое лето, отличные осень и весна. Сеймчан всегда был открыт для приемки самолетов, за исключением, пожалуй, лишь двух месяцев в году (декабря— января) из-за сильных, ниже 60 градусов морозов. Но, ознакомившись с обстановкой, и здесь нашли выход. На эти месяцы аэродром переносили на озеро Эльген, недалеко от основного.
Прежде, чем принять такое решение, мне пришлось применить один вариант.
Целую неделю Сеймчан был закрыт. Туман стоял такой, что в двух шагах ничего не видно. Связь с аэропортом временами надолго прерывалась. Скопилось много боевой техники. Я решил, во что бы то ни стало, сам прилететь в аэропорт. Садился на своем Б-25 по приборам, при абсолютной видимости ноль, Шестым чувством угадал землю и благополучно приземлился. Но, подлетая к Сеймчану, увидел: туман стоит только в районе поселка, а за ним видимость отличная, «миллион на миллион». Значит, выход есть, но какой? Вместе с командованием 3-го ПАП прошел по поселку и все понял. Дело в том, что дома отапливались дровами и каждый круглые сутки отчаянно дымил. Тепло конденсировалось и создавало непреодолимый туман. Решение пришло не вдруг, а согласно логическому выводу: я отдал приказ, чтобы с шести часов вечера и до десяти утра в поселке прекратили топить печи, было остановлено движение транспорта. Результат превзошел все ожидания. На следующее утро термометр показывал те же градусы, а видимость была отличной. Все скопившиеся самолеты взлетели и взяли курс на Якутск...
— О Сеймчане у меня остались хорошие воспоминания, — продолжал Илья Павлович. — Мы называли его Колымские Сочи. Лето стояло сухое, жаркое. Летчики купались в ледяной воде речки Сеймчанки и никогда не болели. Обилие ягод, грибов, дичи делали это место удивительным. Но главное — это напряженная работа для фронта. И мы справлялись с ней. Замечательные люди служили в третьем ПАП: Н. Твердохлебов, Б. Фролов, А. Липилин и другие. Многих воинов Родина наградила орденами и медалями, а наша перегоночная авиадивизия стала Краснознаменной...
Илья Павлович вновь посмотрел в окно на Москва-реку. Накрапывал мелкий осенний дождь. На набережной было безлюдно. Ветер морщил поверхность реки. Что вспоминалось в эти минуты Мазуруку? Может быть, случай, о котором мне однажды рассказывал бывший начальник политотдела трассы, ныне полковник авиации в отставке К. В. Орлов?
...Шла обычная работа. Перегонщики получили очередную партию «Аэрокобр» и взлетели. В полете одна из машин начала отставать. Лидер запросил причину. Пилот ответил: неполадки в моторе, падает скорость. Но полет продолжался. Вот и аэродром Марково. Отставший истребитель тоже приземляется. Техники «гоняют» мотор на всех режимах. Все нормально. Старший командир хмурит брови. Вывод: летчик хитрит, рвется на фронт. Решение сурово — арестовать, отдать под суд. Работа мат-части говорит сама за себя. Провинившегося отправляют на гауптвахту. Дальнейшие события нетрудно предугадать, если бы в это время на аэродром не прилетел Илья Павлович. Ему доложили о происшествии.
— Вы уверены в правильности принятого решения? — спросил Мазурук.
— Так точно, уверен, — ответил офицер.
— Подготовьте тот истребитель мне! — приказал командир дивизии.
И вот «Аэрокобра» в воздухе. Сам комдив показывает на ней высший пилотаж. «Петля», «бочка», другие фигуры. И вдруг звук оборвался. Машина пикирует, и, кажется, ничто уже не может ее спасти. Но у самой земли самолет выходит из пике и, спустя несколько секунд, катится по ВПП. Распоряжение было кратким: летчик не виноват, из-под стражи освободить, а на самолете заменить мотор...
Я прочитал в «Новой Колыме» о том, — после долгого молчания вновь заговорил Илья Павлович, — что в поселке ведется большая поисковая работа. Это правильное и хорошее дело. Рад, что не забываете ветеранов. Вот что об этом писал маршал Г. К. Жуков...
Илья Павлович достал с книжной полки томик «Воспоминаний и размышлений». Быстро открыл нужную страницу и вслух прочитал: «Я призвал бы нашу молодежь бережно относиться ко всему, что связано с Великой Отечественной войной. Очень нужно изучать военный опыт, собирать документы, создавать музеи и сооружать монументы, не забывать памятные даты и славные имена. Но особенно важно помнить: среди вас живут бывшие солдаты. Относитесь к ним бережно... ...Советский солдат вынес тогда тяжкие испытания. А сегодня старая рана заговорила, здоровье шалит. Бывший фронтовик не станет вам жаловаться — не та закваска характера. Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м, 45-м...».
— Думаю, что лучше не скажешь, — опустив книгу, произнес Мазурук. — Кстати, у вас есть воспоминания Жукова? Нет?
Тогда Илья Павлович протянул мне это замечательное издание.
Так я стал обладателем трехтомной книги великого советского полководца. Потом, уже в гостинице, внимательно просмотрел их. Многие страницы были помечены карандашом. Это Илья Павлович подчеркивал особо понравившиеся места. Их было немало. Взглянул на часы. Наша беседа затянулась. Вместо обещанных тридцати минут Илья Павлович уделил мне целых четыре часа. Я же готов был слушать его весь день. Передо мной сидел человек, отдавший всю свою жизнь служению народу, как требовала того комсомольская клятва двадцатых годов.
Но и сейчас, когда генерал-майору авиации, заслуженному полярному летчику, Герою Советского Союза Илье Павловичу Мазуруку исполнилось 77 лет, не сидится ему дома. Он ведет большую общественную работу, является секретарем партийной организации домового комитета, ведет переписку с пионерами и комсомольцами, учеными и писателями. Его всегда ждут на заводах, в институтах. Он всем нужен и все нужны ему...
В. МАТВЕЕВ, помощник начальника летного подразделения Сеймчанского авиапредприятия.
«Новая Колыма» 9,12 мая 1984 года