ВЕРНОСТЬ КЛЯТВЕ

О полетах  я мечтал еще в детстве. Комсо­мол помог мне поступить в авиационную школу. Стал летчиком. Увлекательная и интересная это работа. Летал я и вокруг света, бывал не раз на Северном полюсе, на Южном. Защищая Родину, сражался в воздухе с белофиннами и фашистами. Бил врага всюду: на земле, на море, в небесах. Горел в самолете, тонул в студеном море. Как вы­жил, не знаю. Говорят, в рубашке родился. Может и так, но мне кажется, что основную роль сыграла моя рабочая закалка, ненависть к врагу и воспита­ние комсомола.

— Военную школу летчиков я закончил в 1929 году, и нас, молодых военных летчиков, направили на борь­бу с басмачеством в Ташкент. Летать приходилось на Р-1. Это одномоторный самолет-разведчик. В ка­бине находились двое — пилот и бортмеханик с пулеметом. В то годы недобитые банды басмачей, возглавляемые злейшими врагами Советской власти, врывались на нашу территорию и своими зверства­ наводили ужас на мирных дехкан. Убивали ак­тивистов, сочувствующих Советской власти, жгли аулы, кишлаки и даже небольшие города. Совершив свое подлое дело, уходили и пески пустынь, к од­ним им известным колодцам, в горы, и, выждав
время,   вновь   нападали.

Мы летали в поисках этих банд, далеко забираясь в пустыню. Жара стояла неимоверная, моторы ра­ботали на пределах своих возможностей. Вода в двигателях  всегда была около 100 градусов. С вы­соты своего полета, мы имели возможность далеко видеть и, обнаружив банду, проносились над ней. Рев моторов пугал лошадей, они в страхе шараха­лись в разные стороны. Механики строчили из пу­леметов.

Однажды я вылетел в паре с летчиком Литвино­вым. Из кишлаков сообщили, что в окрестностях появилась банда Исмаил-бека. Взлетев, взяли курс на юг. Под крылом давно уже, кроме желто-серых барханов, ничего не было видно. Но вот в стороне мы заметили дорожку пыли. Разворачиваем само­леты и летим в этом направлении. Скоро различаем отряд всадников. Басмачи! Проходим над ними — еще раз убедиться, что не ошиблись. Да, — это враги. Делаем разворот. Кони под бандитами вста­ют на дыбы, сбрасывают седоков и разбегаются. Механики бьют из пулеметов. Кое-кто стреляет в нас. Вдруг у Литвинова мотор чихнул и остановил­ся. Самолет резко накренился и понесся прямо на барханы. Пилоту однако удалось набрать скорость, выровнять самолет и приземлиться на склон. Про­бежав немного, самолет задрал хвост, но не пере­вернулся, а пришел в нормальное положение. Пи­лот выскочил из кабины, побежал в сторону от самолета, на ходу вытаскивая наган. Вижу, механик возится в своей кабине. Басмачи заметили, что один самолет упал и уже спешат к нему. Пикирую на них. Тем временем Литвинов уже перемахнул через следующий бархан, спешит уйти подальше. Механик снял пулемет и тоже уходит. Басмачи стреляют по самолету и вскоре Р-1 вспыхивает, как факел, вид­но, попали в бензобак. Я летаю круг за кругом. Патроны у нас кончились, и басмачи это поняли. Не опасаясь нас, они подошли к остаткам самолета и двинулись по следам ушедших. Вот уже механик отстреливается от наседающих бандитов. Это ох­лаждает их пыл. Увидев следы пилота, конные по­неслись за ним. Эх, жаль, нечем помочь друзьям. Бензин на исходе. Осталось только-только вернуть­ся на аэродром. С тяжелым сердцем беру курс на север. Вот и посадка. Навстречу бегут люди. Кричу им, чтоб скорее заправили. Вытягиваясь в линию, эс­кадрон уходит туда, где, может быть, еще идет не­равный   бой.

...Бандиты настигли летчика, привязали к лоша­дям   и   разорвали   на  несколько   частей,     а механик, экономя   патроны,      продержался     до   подошедшей подмоги  и  остался   жив...

— Вот так начиналась моя летная жизнь, — ска­зал Илья Павлович, умолчав, однако, что за борьбу с басмачеством он был награжден «маузером» с именной надписью «Мазуруку И. П. за успешную борьбу  с  контрреволюцией  от  Коллегии  ОГПУ».

Наша встреча состоялась девятого ноября  1983 года. До этого дня мы переписывались с Ильей Павловичем. Он помог мне в установлении истины гибели самолета А-20 № 233203. Вечером восьмого ноября я из номера гостиницы позвонил знаменитому летчику. Секунды  казались вечностью. Ответила жена генерала Мазурука. Прошу разреше­ния   о  встрече.     Мне   отвечают   —   Илья   Павлович может уделить не более тридцати минут. Я рад. На другой день ровно в десять часов нажимаю кнопку звонка  у  двери квартиры  Мазурука.

Илья Павлович, одетый в морскую рубашку с широкими синими с белыми полосами, выходит ко мне. Крепкое рукопожатие, и он приглашает пройти в свой рабочий кабинет. Осматриваюсь. Это кабинет-музей. У окна стоит рабочий стол. На столе папки с письмами, рукописями. Напротив книжный шкаф. В нем сразу замечаю книги, написанные самим Мазуруком, ими я зачитывался в детстве и они сы­грали немалую роль в выборе моей профессии. Справа стеклянная витрина. В ней морской мундир генерал-майора авиации, весь увешанный орденами и медалями. На полках вдоль стен модели самоле­тов, на которых летал Илья Павлович. Над ними возвышается пингвин. Сначала подумал, живой, но это оказалось чучело. Пингвина Илья Павлович привез   из   Антарктиды.

Справа у двери стоит верстак, тут же столярный и слесарный инструмент. Илья Павлович любит в свободное время   что-нибудь   мастерить.

Я осматриваюсь, мне все здесь понятно и доро­го. Илья Павлович приглашает сесть. Очень распола­гающая улыбка, открытое приветливое лицо, дру­жеское   отношение   снимают   с меня   напряжение...

Нелегкое   досталось   задание  молодому  летчику— борьба с басмачами. Но он выполнил его с честью. Вскоре Мазурука направляют на Се­вер. Две крайности. Сначала ужасная жара, потом немыслимый холод. Север тоже требует отдачи всех сил,   иначе   его не   покорить.

В истории авиации есть скупые строки: «На Дальнем Востоке наряду с магистральными трасса­ми также начали развиваться местные воздушные линии, особенно после открытия воздушного сооб­щения между Хабаровском и Комсомольском-на-Амуре. Еще в августе 1932 года была открыта ли­ния Хабаровск—Владивосток. А в январе следу­ющего года И. П. Мазурук осваивает линию Нико­лаевск-на-Амуре— Аян   —   Охотск   —   Магадан».

—   Полеты   на Севере,   —   продолжает  Илья   Павлович, — требовали крепкого здоровья, отличного знания материальной части самолета, умения ориентироваться в любой обстановке. Север внезапно  преподносит такие сюрпризы, что потом только сам удивляешься, как же ты остался жив и сохранил до­рогую материальную часть. Однажды я готовился  лететь из Хабаровска на Сахалин. Дело было зи­мой. Порывистый ветер крутил снеговую поземку. Мой самолет подогревали. Скоро подошли двена­дцать пассажиров, подвезли почту. Я принял реше­ние лететь. Что ждет нас впереди по трассе, не знал. Взлетели. Моторы работают нормально. Все
идет как нельзя лучше. Подошли к Татарскому про­ливу. По карте видим, что до Сахалина осталось недалеко. И тут, как это бывает, внезапно отказы­вает один мотор. Самолет клюет носом, словно его что-то притягивает к воде пролива. Что делать? Садиться нельзя. Необходимо облегчить самолет. Кричу механику, и за борт летят почта, инструмент, чехлы. Больше выбрасывать нечего, остались одни пассажиры. Те бледные, отдают все вещи, которые тут же отправляются вниз. Но машина продолжает терять высоту. Механик предлагает слить лишний  бензин. Согласно киваю. Тот сбрасывает верхнюю одежду и протискивается в крыло. Кажется чувствую, как он бьет отверткой по бензобаку.
Самолет медленно начинает набирать высоту. По­могло! Товарищ сильно обморозился, кричу, чтобы разбил компас и обтерся спиртом, а я доле­чу и так.   Долетели...

 Летать  Илье Павловичу приходилось много. Сажал он свои машины на лед и воду, зем­лю и скалы. Освоены Сахалин, Камчатка, Колыма, Чукотка. За героический перелет на Северный по­люс и доставку экспедиции И. Д. Папанина Родина удостоила майора И. П. Мазурука высокого звания Героя Советского Союза. Это знаменательное со­бытие   произошло   21   июня   1937 года.

С первых дней войны Илья Павлович назначает­ся начальником второй авиагруппы ВВС Северного флота. Эти месяцы войны на Севере очень памят­ны   генералу   Мазуруку...

Он немного помолчал, посмотрел в окно, из ко­торого отлично видны Кремль, .Москва-река. Серые воды реки режет форштевнем катер. Слегка накра­пывает ноябрьский дождь. Сегодня плохая погода, пасмурно, ветрено, с голых деревьев срываются по­следние листья. Ветер несет их по мосту и швыря­ет в воду. Пейзаж навевает мысли о другом време­ни, когда Илья Павлович вылетел на спасение мо­ряков  из  разбитого  конвоя  РО-17...

— Это было в конце июня 1942 года. Из Англии  должен был выйти конвой с вооружением для на­ших войск. В этом конвое было 35 транспортных судов и много военных кораблей прикрытия. Тран­спортные суда конвоировали английские ВМС. Моя группа    была    в  боевой  готовности  и  по  первому  сигналу должна была взлететь и встретить его в ус­ловном  месте.

Но этому каравану выпала поистине трагическая судьба. В самом опасном месте перехода военный английский эскорт по неизвестной причине бросил транспорты и вернулся. Позже мы узнали: это было предательство. Фашистам досталась легкая нажива. Подводные лодки и самолеты врага, набро­сившись на караван, обстреливали и бомбили его. Много   кораблей   было   уничтожено.

Мы взлетели и на форсаже стремились прийти на помощь нашим и английским морякам. В районе трагедии увидели  кровавую картину расправы с безоружными судами. Черный дым застилал полне­ба. Огненные сполохи взрывов рвали его в клочья. Над поверхностью вставали то корма, то нос ра­зорванного торпедой судна. Наши истребители вступили в бой, и вскоре несколько самолетов про­тивника скрылись в волнах. Моя летаюшая лодка летела низко над водой. Внимательно всматриваюсь, и вижу людей. Приводняюсь, подруливаю. Механик помогает втащить обессиленных раненных моряков. С большой перегрузкой взлетаю, и скорее — на берег. Заправка. Снова в море. Много моряков пришлось спасти от верной смерти.

Бывали  в моей жизни и очень сложные си­туации,—рассказывал И. П. Мазурук.—Как-то при перелете на Сахалин я совершил вынужден­ную посадку из-за отказа двигателей. Посадил самолет на маленький пятачок среди скал. Осмот­рели кое-что исправили. С помощью местного жи­теля и оленей перетащили самолет на площадку, откуда можно было взлететь. Но оказалось, вытекло масло, и до аэродрома нам никак не добраться. Но тут местный житель предло­жил свои запасы рыбьего жира. Стали ему объ­яснять, что мотору необходимо настоящее авиаци­онное масло. Логика собеседника была, однако, тверда: масло жирно и рыбий жир — жирный. По­сле долгого раздумья, решили попробовать: чем черт не шутит, если разбавить с остатками, может, и долетим. Заправили. Моторы запустились с пол­оборота.   Добрались   благополучно.

...Много пришлось полетать при спасении моря­ков с разбитого конвоя. Находясь в воздухе уже 24 часа, снова сажусь на заправку. Приводниться пришлось в бухте напротив островов Малых Кар-макул. Пока заправлялись экипаж зашел в домик полярной станции, чтоб немного отдохнуть. Только легли, вдруг орудийный залп. Бросились к окну и обмерли: подводная лодка врага! Еще выстрел, и точное попадание в наш самолет. В нем оставался механик Перов... Еще залп, и разрушен соседний домик, третий поразил наше строение, едва успели из  него  выбежать.   После  фашисты   ушли   из  бухты...

Илья Павлович   встал     и   прошелся     по комнате. "'    Потом   обратился   ко  мне:

— Вы меня простите, но я волнуюсь, когда вспоминаю те далекие дни. Это были суровые дни,
полные горечи поражений, потерь родных, близких,друзей и товарищей. Но слова комсомольской клят­вы всегда звучали в моем сердце. Эти простые, но очень верные слова помогали жить и бороться за счастье   нашего  народа...

Вскоре  после этих событий я был срочно командирован в Москву. Прибыв, узнал, что меня вызывают  к Верховному Главнокомандующему, к самому И. В. Сталину. Не знал, что и думать. Пытаясь выяснить причину, обращался к товарищам, но получал неизменный ответ — всему свое время. Но другой день рано утром прибыл в Кремль. Ждать пришлось недолго. Открылась дверь, и меня пригласили   пройти   в  кабинет.

Там были члены правительства. Сталин посмот­рел  на меня   и   тихим   голосом   спросил:

— Вам  известна  обстановка с переброской грузов   по ленд-лизу,   товарищ   Мазурук?

 — Да,   товарищ    Сталин.   Известна.

— Немцы активизировали свои действия на морских театрах войны на севере, а японцы на   Ти­хом океане. Мы предлагаем перегонять самолеты через Сибирь. Это будет дешевле и быстрее. Как Вы   думаете,   товарищ   Мазурук?

-  Я думаю, что эго будет правильно, товарищ Сталин.

- Ну, раз так думаете, то мы вас назначаем начальником азиатрассы. Особой авиатрассы. Сколь­ко надо времени, чтобы доложить свои сооб­ражения    по  ее   организации?

— Дней  десять,  товарищ Сталин.

—  Нет,   хватит   и  пяти!

Через 2 дня основные предложения по ор­ганизации трассы были готовы . Ставка Верховного их  утвердила.

Началось работа и днем, и ночью. В основу легли маршруты, по которым уже эпизодически летали самолеты. Основными аэродромами были выбраны Красноярск—Киренск—Якутск—Сеймчан— Уэлькаль—Фербснкс. Но аэродромов в том смысле, как мы сейчас понимаем, в этих пунктах не было. Только маленькие посадочные площадки, которые зимой принимали самолеты типа По-2. Для перегонки же истре­бителей и бомбардировщиков требовались настоя­щие аэродромы. Кроме того, перегонка не должна быпа зависеть ни от каких условий: летать нужно ежедневно, в любое время года и суток. При­шлось строить основные, запасные, промежуточные аэродромы, аэродромные сооружения, жилые и подсобные помещения. Налаживать связь и органи­зовывать метеоточки наблюдения за погодой. Пе­реброска людей в эти районы также требовала оп­ределенных усилий. Кроме самолетов, другого транспорта не было, а перебросить следовало более 3000 человек, обеспечить их всем необходи­мым, а технику — горюче-смазочными материала­ми. И все это в самые короткие сроки. Враг был силен, а открытие второго фронта союзниками от­кладывалось.

Одним из пунктов трассы, как я уже говорил, был поселок Сеймчан. В этом населенном пункте я решил разместить третий перегоночный авиаполк. Чем же Сеймчан привлек мое внимание? По своим географическим данным он имел свои преимуще­ства. Во-первых. там уже строился небольшой аэродром для обслуживания геологии Юго-Запад­ного горнопромышленного управления. Во-вторых, особые климатические условия этого района вы­годно отличались от остальных пунктов. И главное, погодные условия: отсутствие сильных ветров, теп­лое лето, отличные осень и весна. Сеймчан всегда был открыт для приемки самолетов, за исключени­ем, пожалуй, лишь двух месяцев в году (декабря— января) из-за сильных, ниже 60 градусов морозов. Но, ознакомившись с обстановкой, и здесь нашли выход. На эти месяцы аэродром переносили на озеро   Эльген, недалеко от  основного.

Прежде, чем принять такое решение, мне при­шлось  применить  один  вариант.

Целую неделю Сеймчан был закрыт. Туман стоял такой, что в двух шагах ничего не видно. Связь с аэропортом временами надолго прерыва­лась. Скопилось много боевой техники. Я решил, во что бы то ни стало, сам прилететь в аэропорт. Садился   на своем   Б-25   по  приборам,   при   абсолютной видимости ноль, Шестым чувством угадал зем­лю и благополучно приземлился. Но, подлетая к Сеймчану, увидел: туман стоит только в районе поселка, а за ним видимость отличная, «миллион на миллион». Значит, выход есть, но какой? Вместе с командованием 3-го ПАП прошел по поселку и все понял. Дело в том, что дома отапливались дрова­ми    и  каждый   круглые сутки  отчаянно   дымил.   Тепло конденсировалось и создавало непреодолимый туман. Решение пришло не вдруг, а согласно логи­ческому выводу: я отдал приказ, чтобы с шести часов вечера и до десяти утра в поселке прекрати­ли топить печи, было остановлено движение транс­порта. Результат превзошел все ожидания. На сле­дующее утро термометр показывал те же градусы, а видимость была отличной. Все скопившиеся са­молеты  взлетели   и  взяли курс на  Якутск...

— О Сеймчане у меня остались хорошие воспо­минания, — продолжал Илья Павлович. — Мы на­зывали его Колымские Сочи. Лето стояло сухое, жаркое. Летчики купались в ледяной воде речки Сеймчанки и никогда не болели. Обилие ягод, гри­бов, дичи делали это место удивительным. Но глав­ное — это напряженная работа для фронта. И мы справлялись с ней. Замечательные люди служили в третьем ПАП: Н. Твердохлебов, Б. Фролов, А. Липилин и другие. Многих воинов Родина наградила орденами и медалями, а наша перего­ночная   авиадивизия   стала   Краснознаменной...

Илья    Павлович   вновь   посмотрел   в окно  на   Москва-реку.   Накрапывал   мелкий   осенний  дождь. На   набережной     было  безлюдно.        Ветер морщил поверхность   реки. Что   вспоминалось       в эти   минуты       Мазуруку? Может   быть,    случай, о котором   мне однажды рассказывал   бывший   начальник       политотдела   трассы, ныне полковник авиации в отставке К. В. Орлов?

...Шла обычная работа. Перегонщики получили очередную партию «Аэрокобр» и взлетели. В поле­те одна из машин начала отставать. Лидер запросил причину. Пилот ответил: неполадки в моторе, пада­ет скорость. Но полет продолжался. Вот и аэрод­ром Марково. Отставший истребитель тоже призем­ляется. Техники «гоняют» мотор на всех режимах. Все нормально. Старший командир хмурит брови. Вывод: летчик хитрит, рвется на фронт. Решение сурово — арестовать, отдать под суд. Работа мат-части говорит сама за себя. Провинившегося от­правляют на гауптвахту. Дальнейшие события не­трудно предугадать, если бы в это время на аэро­дром не прилетел Илья Павлович. Ему доложили о происшествии.

—  Вы уверены в правильности принятого реше­ния?  —  спросил  Мазурук.

—  Так  точно,  уверен,  —  ответил   офицер.

—  Подготовьте тот истребитель мне! — прика­зал   командир   дивизии.

И вот «Аэрокобра» в воздухе. Сам комдив показывает на ней высший пилотаж. «Петля», «боч­ка», другие фигуры. И вдруг звук оборвался. Ма­шина пикирует, и, кажется, ничто уже не может ее спасти. Но у самой земли самолет выходит из пике и, спустя   несколько  секунд,   катится   по  ВПП. Распоряжение было кратким: летчик не вино­ват, из-под стражи освободить, а на самолете заменить   мотор...

Я прочитал  в «Новой Колыме» о том, —  после долгого молчания вновь заговорил Илья Павлович, — что в поселке ведется большая поисковая работа. Это правильное и хорошее дело. Рад, что не забываете ветеранов. Вот что об этом писал  маршал  Г.  К. Жуков...

Илья Павлович достал с книжной полки томик «Воспоминаний и размышлений». Быстро открыл нужную   страницу   и  вслух    прочитал: «Я призвал бы нашу молодежь бережно отно­ситься ко всему, что связано с Великой Отечествен­ной войной. Очень нужно изучать военный опыт, собирать документы, создавать музеи и сооружать монументы, не забывать памятные даты и славные имена. Но особенно важно помнить: среди вас жи­вут бывшие солдаты. Относитесь к ним бережно... ...Советский солдат вынес тогда тяжкие испы­тания. А сегодня старая рана заговорила, здоровье шалит. Бывший фронтовик не станет вам жаловаться — не та закваска характера. Будьте сами предупре­дительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м,   45-м...».

— Думаю, что лучше не скажешь, — опустив книгу, произнес Мазурук. — Кстати, у вас есть воспоминания  Жукова?  Нет?

Тогда Илья Павлович протянул мне это замеча­тельное  издание.

Так я стал обладателем трехтомной книги ве­ликого советского полководца. Потом, уже в гости­нице, внимательно просмотрел их. Многие страницы были помечены карандашом. Это Илья Павлович подчеркивал особо понравившиеся места. Их было немало. Взглянул  на часы. Наша беседа затянулась. Вместо обещанных тридцати минут Илья Павло­вич уделил мне целых четыре часа. Я же готов был слушать его весь день. Передо мной сидел человек, отдавший всю свою жизнь служению на­роду, как требовала того комсомольская клятва двадцатых   годов.

Но и сейчас, когда генерал-майору авиации, заслу­женному полярному летчику, Герою Советского Союза Илье Павловичу Мазуруку исполнилось 77 лет, не сидится ему дома. Он ведет большую об­щественную работу, является секретарем партийной организации домового комитета, ведет переписку с пионерами и комсомольцами, учеными и писателя­ми. Его всегда ждут на заводах, в институтах. Он всем  нужен  и  все нужны  ему...

В.  МАТВЕЕВ, помощник   начальника   летного подразделения Сеймчанского авиапредприятия.

«Новая Колыма» 9,12 мая 1984 года