Знать, уважать, бережно хранить

Группа энтузиастов из Сеймчанского авиапредприятия во главе с В. А. Матвеевым про­должает идти по следам пропавшего самолета. Мы уже рассказывали о той напряженной и кропотливой работе, какую проделали члены экспедиции по розыску родственников, друзей и сослуживцев погибшего экипажа самолета А-20. Поиск продолжается, выявляются все но­вые и новые подробности о нелегкой и опасной работе пилотов северных перегоночных трасс.

  В поиск включился бывший начальник особой воздушной трассы Уэлькаль—Красноярск, де­путат Верховного Совета РСФСР, Герой Советского Союза, заслу­женный полярный летчик, гене­рал-майор авиации Илья Павло­вич Мазурук. В прошлом году ему исполнилось 75 лет, но Илья Павлович по-прежнему бодр и неутомим, ведет большую обще­ственную работу, пишет книги.

С радостью и волнением вскрываю объемистый пакет — и в моих руках обстоятельное письмо человека, чьими книгами я зачитывался в детстве, чьими подвигами гордился. Мысленно вместе с ним прокладывал тогда новые трассы над Камчаткой, по­корял Северный полюс. Эти кни­ги привели меня в авиамодель­ный кружок, в авиацию, на Крайний Север... Читаю письмо — и открывается передо мной еще одна героическая страница Ве­ликой Отечественной.

- Делаете вы хорошее патри­отическое дело. Припоминаю, что летом 1943 года командир треть­его полка полковник Твердохлебов доносил, что пропал само­лет A-20-III. Ушел с аэродрома Сеймчан в полет и не вернулся. Три человека погибших? Да, там было именно три человека! Зна­чит, это они! Фамилии и адреса их вам даст бывший начальник штаба авиадивизии (к тому вре­мени эти данные уже были из­вестны — В. М.). Мои предполо­жения о причинах аварии. Летом 43-го горели леса. Сильный дым сокращал видимость до одного километра... Посылаю вам мате­риалы о трассе и работе на ней...».

Из биографии И. П. Мазурука.

  В годы Великой Отечественной выполнял правительственное за­дание по перегонке самолетов по ленд-лизу из США в СССР. Был начальником Красноярской авиатрассы ВВС и одновременно командиром первой перегоночной авиадивизии. В 1944 году возглавил перелет четырех гидросамолетов «Каталина» по мар­шруту штат Северная Каролина - Бразилия - Сенегал - Марокко -            Египет - Сирия - Иран - Баку - Астрахань - Москва.   После войны ему, едва ли не единственному в истории Аэро­флота, начальником Главного Уп­равления ГВФ Байдуковым был выдан мандат, предоставляющий право заместителю начальника НИИ ГВФ пилоту первого класса И. П. Мазуруку «...принимать ре­шение на вылеты, прилеты и маршрутные полеты на самоле­тах НИИ ГВФ при проведении ис­пытательской работы, независи­мо от существующих минимумов погоды».

Из летописи трассы.

В начале Великой Отечественной войны поставки в СССР из Англии и США боевой техники - в том числе и самолетов, осуществ­лялись по двум путям. Первый пролегал от портов западного побережья Америки по Тихому и Индийскому океанам, Аравий­скому морю и Персидскому за­ливу в порт Басра. По этому маршруту суда шли более двух месяцев. Из Басры самолеты пе­ревозились по железной дороге через Иран и после сборки пере­гонялись по воздуху в СССР. Второй путь был менее длинным, но сопряженным с большим рис­ком. Он пролегал от восточного побережья Америки и Англии до Мурманска или Архангельска. Проходу судов здесь активно противодействовали гитлеровские морские и воздушные силы, ба­зировавшиеся на побережье ок­купированной Норвегии.

Летом 1942 года в ходе пере­говоров, инициатором которых выступил Советский Союз, союз­ные страны одобрили новый маршрут: через Аляску и Сибирь, в общей сложности примерно 14 тысяч километров: из США через Канаду и Аляску до Фэрбенкса, оттуда - до Красноярска и да­лее - на фронт.

Из воспоминаний И. П. Мазурука.

«Самолеты пилотировались летчиками США до Фэрбенкса. Здесь на авиабазе находилась советская миссия по приему тех­ники, ей руководил полковник Мачин. Наш летный и техниче­ский персонал под руководством американских и собственных специалистов изучал полученные машины: истребители Р-40 «Киттихаук», Р-39 «Аэрокобра», сред­ние бомбардировщики Б-25 «Митчел», А-20 «Бостон», транс­портники Си-47. Все они имели конструктивные и прочие осо­бенности. Большие трудности для русских авиаторов представлял языковой барьер, хотя наши и овладевали английским языком быстрее, чем американцы — рус­ским. Все надписи и инструкции в самолетах были, естественно, написаны по-английски. Затруд­нителен в полете был и перевод в метрическую систему мер при­нятых на Западе единиц — галло­нов, футов, миль. Но, движимые чувством высокого патриотизма и желанием как можно скорее и полнее помочь фронту, наши летчики и техники, в основном молодые и малоопытные, все же быстро и хорошо справлялись с порученным делом. И это, не­смотря на новизну обстановки и незнакомую технику. Инструкто­ры-американцы удивлялись их способностям.

Передо мной — письма. И в глянцевых современных конвер­тах, и солдатские пожелтевшие от времени треугольники, при­сланные друзьями и родственни­ками членов погибшего экипажа. Вот один из таких треугольников. Он послан в годы войны коман­диром экипажа, заместителем командира эскадрильи второго перегоночного авиаполка, капи­таном Александром Федорови­чем Охапкиным своей жене и сыновьям. Торопливо и вместе с тем четко бегут строки:

       «Привет из Уэлькаля! Здрав­ствуйте, Полиночка, Станислав и Эдуард. Примите мой привет и наилучшие пожелания в вашей жизни. Страшно хочется побы­вать на Родине. Работы по гор­ло. Скорей бы победа над про­клятым врагом - и мы снова вместе. Я знаю, что вы рады по­бедам Красной Армии вместе со мной. Ведь это приближает час окончательной расплаты с гитлеровцами. Мы победим!

...Работа моя, Полиночка, тебе известна. Работа важная и ответственная. Трудно. Но ничего, победим. Приходится бороть­ся с непогодой, холодом и про­чими «прелестями» данного края. Крепко целую своих дорогих сы­ночков и желаю им замечатель­ного здоровья и надежды на встречу со своим папой, который хочет видеть всех, чем скорее, тем лучше».

Штемпель полевой почты сви­детельствует: это письмо и еще два отправлены 1 декабря 42-го, 5 и 26 мая 43-го годов. Послед­нее — ровно за месяц до гибели капитана Охапкина. Он так меч­тал дожить до Победы!

Письма эти были пересланы нам почти через год после нача­ла поиска, в канун праздника Победы. Мирного праздника. Не­легко было жене капитана Охап­кина, Полине Петровне, отвечать на запрос. И до сих пор свежа еще ее сердечная рана. «Не­сколько раз принималась отве­чать на ваши вопросы, пишет она, и не могла: заливалась слезами, давление поднималось... Спасибо за память о погибших, в том числе и о моем муже. Да, погибли они за счастье людей! Очень горько, что не могу по болезни приехать и поклониться и поцеловать то место, где по­хоронен мой любимый муж, самый дорогой' и близкий чело­век моему сердцу...».

Долго-долго после окончания войны сама Полина Петровна, ее сыновья пытались узнать, где погиб их муж и отец. Но точного места разыскать не удавалось. А нынче все выяснилось. И недале­ко, видимо, то время, когда де­ти и внуки, которые «учатся от­лично и часто интересуются сво­им дедом Сашей», смогут поло­жить цветы к памятнику экипа­жу пропавшего самолета.

А поиск продолжается. Из ответа адресного бюро УВД Ворошиловградской области: «Фа­милия Супруненко (Сопруненко) по отчеству Борисовна или Бо­рисович не значится по области. 26.10.81 г. Прокопчук». Запрос на розыск следов штурмана по­гибшего экипажа Бориса Захаро­вича Сопруненко или его родст­венников, судя по извещениям и штемпелям на конвертах, при­шел на место 24 октября. Ответ дан 26-го. На «розыск» по всей области затрачен один день, да и тот... воскресенье (!). Когда-то такая же история получилась с поиском родных стрелка-радиста В. Д. Скирдонова. Помогли тог­да школьники — «красные сле­допыты»: нашли и родных, и зна­комых. Думается, помогут они и сейчас.

Пока шел розыск, в Сеймчан пришло письмо со странным ад­ресом: начальнику... госпиталя войск МВД. Работники связи при­шли в недоумение: кому же вручать такое отправление? Пос­ле недельных скитаний письмо попало к одному из участников нашей экспедиции, Г. А. Халюзову.

Невероятнейшую, почти не­правдоподобную историю узнали мы. Писал бывший военный лет­чик, участник Великой Отечест­венной, пилот перегоночной авиадивизии Петр Иванович Тю­рин, майор в отставке. Вот вкрат­це история, которую он расска­зал. 23 февраля 1943 года летчик Тюрин, перегоняя самолет с Аляски при плохой погоде и тех­нических неполадках своей машины - истребителя, потерпел ава­рию. На большой скорости, с работающим мотором он врезал­ся в гору. Машина разлетелась на мелкие части, а Тюрин... ос­тался жив, хотя и страшно был изуродован. Собирали его, как говорится, по кускам. Затем пе­ревезли в госпиталь в Сеймчан, Но самое удивительное даже не это. Петр Иванович Тюрин вновь стал летать! И  в той же пере­гоночной авиадивизии. Сначала с костылями, затем, когда врачи захотели списать полуинвалида,  и без них. Он доказал, что на­равне со своими товарищами мо­жет выполнять любое боевое за­дание.

Забегая вперед, скажем, что врачи удивлялись невероятной живучести организма этого че­ловека. Судите сами: перелома­ны ребра, выбиты из суставов руки и ноги, раздроблены кости, в нескольких местах пробита го­лова. Долгое время после того, как его подобрали, Петр Ивано­вич не мог узнавать знакомых, называть предметы, его окружа­ющие, не понимал вопросов, с какими к нему обращались. По существу, ему пришлось заново учиться говорить, ходить, видеть. Целых два месяца провел Тюрин в госпитале, затем лежал в боль­нице в городе Якутске. И вдруг,  снова в строй, и не неполно­ценным инвалидом, а боевым пи­лотом, на ответственейший уча­сток работы, где требовалось не­мало выдержки, хладнокровия, умения быстро ориентироваться в незнакомой технике и обста­новке, а главное - физических сил.

Лишь перед концом войны ра­нения и контузии дали себя знать. И вновь боевой летчик проявил мужество, не стал скры­вать от товарищей, что ему ста­новится все труднее и труднее переносить полеты. Подал ра­порт начальству, обратился к вра­чам, после чего и был комиссо­ван с летной службы.

Можно только приблизительно представить, сколько пришлось испытать этому человеку, как не­вероятно тяжело ему было встать на ноги и вернуться в строй друзей.

Честно говоря, поверить в эту историю было трудно. И на «ма­терике» П. И. Тюрин не встретил понимания, когда захотел офор­мить инвалидность, ведь в свое время он не пожелал никаких справок и обследований, лишь бы остаться в строю.

   Вновь в различные инстан­ции полетели запросы, тем бо­лее, что в письме бывший летчик ссылался на вполне конкретных очевидцев. Но живы ли они и где их теперь искать?

Несмотря на все неясности и трудности, розыск увенчался ус­пехом! Вероятно, мы еще вер­немся к подвигу человека, кото­рого без особой натяжки можно сегодня назвать колымским Ма­ресьевым. Нашлись очевидцы того, что было с П. И. Тюриным, врачи, его лечившие, и даже сам И. П. Мазурук вспомнил и под­твердил правдивость рассказа ветерана.

А в Сеймчан все идут и идут новые весточки. И из них все яснее видно, какую громадную и самоотверженную работу вели в годы войны отважные совет­ские авиаторы—летчики перего­ночных эскадрилий. Поиск про­должается.

В. Матвеев

Новая Колыма. 1982. 13 ноября

[опубликовано 12.02. 2022]