Главная > СРЕДНЕКАНСКИЙ РАЙОН… > СЕЙМЧАНСКИЕ… > ЯРЫШЕВА СВЕТЛАНА… > ОЧЕРКИ О ПРИРОДЕ

Заповедные места Колымы

Экспедиция 2010 года в Сеймчанское отделение государственного заповедника "Магаданский"      

Экспедиция 2010г.                                                                                                   

     Лодка мчится вверх по течению, и справа от неё в веере брызг послеполуденное солнце зажигает небольшую радугу. Она вспыхивает на каждом повороте, когда мы, следуя руслу реки,  плавно огибаем острова и выступы берега. Мы возвращаемся домой, и озорная радуга, то появляясь, то исчезая, провожает нас, пока солнце не прячется за прозрачными предвечерними облаками.

     В мыслях крутится избитая истина, что самое лучшее в любом путешествии – это возвращение. Вот уже совсем скоро за поворотом реки выплывут в зону видимости краны Сеймчанской пристани. Оглядываюсь назад на пенистую бурлящую дорожку, оставленную нашей лодкой, на замершие в предчувствии сумерек прибрежные леса. Где-то там, за синими сопками и потемневшими распадками остался заповедник, осталось десять счастливых дней - частичка жизни, которая будет вспоминаться. 

     1 августа. Сегодня и завтра дни подготовки. Нам необходимо собраться, докупить необходимые продукты и хлеб, всё упаковать в рюкзаки и коробки и при этом ничего не забыть. На кордонах заповедника, куда мы собрались в экспедицию,  особого изобилия запасов не предвидится, пополнить их в условиях тайги возможности тоже не будет. Следуя составленному списку, проверяем свой багаж, именуемый в просторечии выразительным и ёмким словом «бутор».

      Бутора набралось устрашающе много. При этом вроде бы ничего лишнего нет. К тому же из опыта предыдущих поездок знаем, что лучше взять немного больше, чем остаться без чего-то необходимого.

     Сеймчанский участок заповедника существует не сам по себе, он входит составной частью в комплексный заповедник «Магаданский», где кроме него есть  участки «Кава-Челомджинский», «Ольский» и «Ямский».  Заповедник создан в 1982 году, с его созданием тесно связано имя учёного- исследователя, впервые начавшего описание растительного мира Колымы, геолога по профессии Алексея Петровича Васьковского. Сеймчанский участок включает около 120 тысяч гектаров тайги, сопок и болот, ручьёв, рек и речушек. Начинается он примерно в ста километрах от райцентра Сеймчан вниз по течению Колымы, расположен на левом её берегу, протяжённость по реке составляет 65 километров.  Левая граница участка вдаётся в таёжную глубь в среднем на 20-25 километров и проходит по водоразделу ручья Лабазный, рек Поповка и Белая Ночь.

     По рассказам очевидцев, то ли на Белой Ночи, то ли на Лабазном сохранились очень старые постройки, характерные для гулаговских времён. Что было делать заключённым в такой дали от населённых пунктов? Там ничего не добывалось, заготовкой леса для колёсных пароходиков, в то время бегающих по Колыме, занимались вдоль её русла. Упорные слухи, в том числе среди коренного населения, твердят о том, что в тех местах было поселение прокажённых, Однако, на запрос, сделанный автором этих строк ещё лет 10 назад в соответствующую магаданскую организацию, пришёл отрицательный ответ.

     О завораживающей красоте Белой Ночи, говорят все, кто там побывал. Это как биение пульса, как стучащая в виске жилка: Белая Ночь, Белая Ночь, Белая Ночь…  Если пройтись взглядом по карте Среднеканского района, увидим и Чёрную речку, и Голубую долину, и ручей Золотистый, и все эти и другие «цветные» названия складываются в некую радужную картину, где угадываются извилистые русла с кипящей на перекатах водой и плеском стремительных рыб, и в предрассветном сумраке осторожный шорох трав над звериными тропами, и горы, то обрывистые, угрюмо нависшие  вплотную над руслом, то в дымке отступающие далеко к горизонту.

     Правая граница заповедника проходит строго по фарватеру, а после фарватера до правого берега, до уреза воды – охранная зона.

     Для посещения заповедника необходим пропуск; пропуска у нас имеются, и в заповеднике нас уже ждут. Экспедиция готовилась ещё с зимы, и цель её – изучение видового разнообразия макромицетов.  Макромицеты – это по- научному, а в обычной жизни - это  грибы, видимые невооружённым глазом.  

     Я еду в качестве помощницы, а главное лицо в нашей экспедиции –  это Нина Александровна Сазанова, специалист по грибам, единственный миколог в Магаданской области. Когда-то, сразу после окончания учёбы в Ленинградском университете в 1983 году, она могла остаться во второй столице России на одном из производств, но выбрала науку, Север и грибы и с тех пор работает в Институте биологических проблем Севера в лаборатории ботаники. К взаимной пользе мы сотрудничаем уже несколько лет, поэтому моё участие в поездке – не случайность.

     Старший госинспектор Сеймчанского участка Александр Макарович Слепцов, ответственный за нашу доставку,  нервничает и торопит нас с отъездом, и по нескольку раз в день мы перебрасываемся телефонными звонками. По его словам, в прогнозе на  ближайшие дни ожидаются дожди, а при такой погоде мчаться на моторной лодке по Колыме, да если ещё и ветер поднимется, - просто самоубийство. Но после катастрофически знойного июля в дожди как-то не верится, и отъезд назначается на 3 августа.

     2 и 3 августа. Мы в дожде. Небо низкое и тёмное, набухшее влагой. Эта влага, столь желанная пару недель назад, проливается и проливается то мелкими рассеянными каплями, то сплошной завесой маячит перед окном.

     Бутор наш в полной готовности, но из-за дождя поездка переносится. Нина Александровна старательно клеит небольшие конвертики.  Они будут необходимы для грибного гербария. Вообще, даже начальный этап в изучении макромицетов не так прост. Во-первых, надо найти этот самый макромицет. А для этого добраться в соответствующую местность. Во- вторых, зафиксировать где, когда и на каком субстрате он вырос. В-третьих, желательно максимально полно описать его, в том числе запах и вкус.  В-четвёртых, должным образом сфотографировать его со всех сторон. В-пятых, взять его для гербария (в конвертик), промаркировать и наилучшим образом высушить, будучи в походных условиях. Потом уже его будут изучать в институте, рассматривать под микроскопом споры, определять его вид и место по принятой систематике, делать научные выводы.

     Погода будто издевается над нами. Весь июль – ни одного дождя. Все макромицеты, если таковые были, мумифицировались на корню или бесследно исчезли. Мхи и лишайники настолько обезводились сумасшедшим солнцем, что с бумажным шелестом крошились под ногами. При этом природа как будто знала, что грядет убивающая жара. И спешила. Первые грибы появились в первой половине июня и в таком количестве, что не верилось глазам. Выйдя вечером на прогулку с фотоаппаратом по окрестностям Сеймчана, я в ближайшем небольшом березняке набрела на такое грибное изобилие, что пришлось снять ветровку, чтобы в ней кое-как донести  дары природы до дома. Это были тугие, крепкие подберёзовики с прохладными упругими шляпками.

     Видовое количество грибов у нас на Севере приятно радует. Согласно данным из монографии Нины Александровны Сазановой «Макромицеты Магаданской области», у нас их 623 вида, при этом видовое разнообразие отнюдь не исчерпано! Среди зарегистрированных видов грибов – 224 съедобны или условно съедобны, 51 вид внесён в Красную книгу Магаданской области или предложен для внесения в неё; на изученных участках госзаповедника «Магаданский» найдено 290 видов. Биологический запас съедобных и условно съедобных грибов составляет почти 78 тысяч тонн в год. Вот уж действительно грибной рай!

     Приобщиться к этому раю мы решили во второй половине дня, убедив себя, что плохой погоды у природы, как известно, не бывает, да и дождь вроде бы утих, а небо чуть поднялось и обещало не вымочить нас до нитки. Отправляемся мы в пойму реки Сеймчанки, где преобладают в основном тополёвники и чозениевые леса. В пойменных (и берёзовых) лесах особенно высокое разнообразие видов грибов. Наш пробный выход – попытка определить, насколько грибницы пришли в себя и плодоносят ли после убойной июльской жары.

    Далеко уходить нельзя. Из года в год в этих местах бродит медведь, и нам совсем не хочется его встретить. Поиски в насквозь промокшем лесу похожи на прогулку под холодным душем, но кое-какие находки всё же есть – тонконогие светленькие и коричневые грибочки; Нина Александровна комментирует находки по латыни, я делаю вид, что понимаю; трофеи перекочёвывают в пакетики, внушая надежду, что в заповеднике мы побываем не зря.

     4 августа. Мы уходим на трёх лодках. Собственно, мы со своим багажом помещаемся в одной, ведёт лодку Игорь Рудых – человек серьёзный и знающий речку. В двух других  - Александр Макарович, инспектор с кордона Алексей Паршин, бензин и груз для кордонов. Ехать одной лодкой всегда рискованно. Мало ли что случится в пути, Колыма есть Колыма, она беспечности не прощает, чуть что – и возьмёт страшную дань.

     Дождь ещё вчера вечером отодвинулся куда-то к югу, тучи рассеялись, но небо по-прежнему не открывается. День серенький и прохладный, но не ветреный, что нас всех вполне устраивает и даже радует, потому что ветер – штука опасная. Он гонит встречные волны и вместе с течением заворачивает их так, что на Колыму в такое время лучше не соваться.

     В такие дни, как этот, по-особенному понимаешь эпитет «суровая». Суровая Колыма. Не надо 50-градусных морозов, чтобы воочию в этом убедиться. Все краски как будто слегка стёрты, потускнели и потемнели. Жемчужно-серое небо, серая вода, безжизненно серые каменистые отмели, тяжёлый серый туман в распадках, высокие вершины гор будто срезаны и недоступны глазу. Вместе с тем очертания сопок контрастней и жёстче, серебристые заросли ив как слабое отражение то ли воды, то ли неба, а яркие зелёные пятна хвощей и прибрежной травы и вовсе выглядят чужеродными и неуместными.

     В заповеднике три кордона: Верхний, Средний и Нижний. Мы планируем начать работу на самом дальнем Нижнем кордоне, а потом продвигаться вверх по Колыме от кордона к кордону, обследуя заповедные леса на предмет видового разнообразия макромицетов. До Нижнего кордона от Сеймчана около 160 километров, это несколько часов пути. Предполагается непродолжительная остановка на Верхнем, ближнем к Сеймчану, кордоне.

     Сейчас мы проходим Джегдян, или Чегодан. Разные варианты названий одной и той же местности – дело обычное. В данном случае это название скромной речушки, которая в своём устье обильна рыбой. В начале 20 века где-то здесь Ю.Розенфельд с товарищем, спускаясь вниз по Колыме, увидел кварцевую жилу, что дало ему повод предположить наличие золота, которое и попытались мыть лотками, но нашли только его знаки. Тем не менее, местность вошла в историю и зарегистрирована как геологический природный памятник «Джегдянский».

      Легендарную кварцевую жилу увидеть мне не пришлось, хотя я много раз проходила и вниз и вверх по реке мимо скалистых выступов этой небольшой горы. В одной из поездок, обследуя эту симпатичную местность, мы нашли у подножия скал внушительный обломок молочно-белого кварца, гладко обкатанный речной водой. Образец передали в местный краеведческий музей, а Джегдян больше запомнился цветами на камнях: беззащитные густо-розовые гвоздики, распластанные ветром на крошечных  каменных террасках, почти лишённых почвы.

     Рассматривая «Атлас притоков реки Колымы», составленный И. Ф. Молодых по материалам изысканий 1928-1929 и 1931 годов, можно увидеть, что на картах многие сопки имеют названия. В большинстве своём (касаемо территории Среднеканского района в её нынешних границах)  это якутские названия на русском языке. Они не всегда точны, так как в якутском алфавите есть  буквы, отсутствующие в русском, следовательно, в русском отсутствуют и их звуковые аналоги. Поэтому записывать в русском варианте  якутские топонимы достаточно сложно, и  переводятся они приблизительно. Джегдянская гора в «Атласе…» обозначена как Оркоён хая. Хая – сопка, оркоён – кипящий.  Наблюдательные якуты, в старые добрые времена перевозящие грузы по Колыме, так обозначили это место, гиблое во время ветра. Река здесь всегда неспокойна, здесь русло её более узкое и жмётся к скалам, прыгая водой на валунах. Во время низового ветра волна становится беспорядочной, высокой и покрывается зловещими клочьями пены, «кипит». Примечательно, что чуть ниже по Колыме,  на Черкане, одна из сопок обозначена как Тыллах хая, то есть Ветровая сопка.

     Непредвиденная остановка позволяет немного размяться и согреться в движении. Игорь что- то заметил, и мы причалили к берегу. Подняв голенища болотников, по скользким камням идём через мелководье к островной косе. «Что-то» оказалось старой лодкой, замытой песком, покорёженной во льдах или завалах. Сейчас, по малой воде, она «вылезла» на обозрение, вызывая вопросы, на которые нет ответа, и гармонично вписывается в мрачноватый пейзаж.

    

  Во время поездки вниз по реке я всегда с волнением жду встречи с Замковой горой. Это тоже охраняемый природный памятник, только ботанический.

     Сейчас, в начале августа, любые склоны однообразны и скучны. Травы и кустарники уже отцвели и не радуют разнообразием красок; осень с её калейдоскопом красно-жёлто-зелёного и синего во всех возможных оттенках и вариациях ещё не наступила. Но Замковое – всегда чудо. Якутское название - Кырбас тас, где «тас» – камень, «кырбас» – кусок. Венец горы сложен гигантскими кусками известняков, которые по склону спускаются до лиственничного леса и теряются в нём. Природа расположила эти глыбы таким образом, что смотрятся они с реки как замок с крепостной стеной. Склоны горы - это маленький ботанический Клондайк, где растут сплошные реликты.

        Интересна сопка, предшествующая Замковому и разделённая с ним ручьём. Изощряясь не одно столетие, ветра во множестве украсили её причудливыми скалами, башнями и башенками. Одна из верхних скал – царственный лик, вознесённый над Колымой, душа горы. Учитывая особенности традиционных религий коренных народов, которые обожествляли камни, населяя их духами и наделяя  магическими свойствами, древние представители этих народов не могли не увидеть сквозь призму своих верований  эти необычные стоящие рядом горы. Возможно, ещё пару веков назад здесь было сакральное, священное место, но память об этом уже утеряна, остались куцые обрывки  ускользающей легенды, отзвуки забытых обрядов.

      По воспоминаниям Александра Макаровича Слепцова, через эту местность в первой половине 20 века ездили из Таскана в Балыгычан эвены по прозвищу  Какса-старший и Какса-младший; и старшего и младшего звали Василий Васильевич Дьячков. Они доводились дальними родственниками матери А. М. Слепцова. Замковое в их представлении было священным местом; у одного из них хранился камень, найденный там, с которым Какса не расставался. Камень имел отверстие, и обладатель этого амулета носил его на кожаном шнурке. Он верил в  могущественную силу камня, в его способность дарить благополучие и отгонять злые силы, изменять по воле хозяина погоду; пользовался камнем, призывая духов.  

     Где – то здесь, в нижней части склонов, встречается уникальный гриб – земляная звёздочка. Он больше похож на цветок, нежели на гриб. Мне приходилось видеть его на фотографии. Шарик плодового тела, похожий на дождевик, приподнят на мясистых «лепестках», напоминающих раскрывшуюся, слегка выгнутую звёздочку.  «Лепестки» - тоже часть гриба.

     Нам хочется найти эту звёздочку, но предпринимать поиски пока рано. Грибница, получившая стресс из-за испепеляющей июльской жары, вряд ли плодоносит. Нина Александровна объясняет, что далеко не все грибницы плодоносят ежегодно. У грибниц некоторых видов плодовые тела, т. е. грибы, появляются один раз в пять, десять и даже двадцать лет в зависимости от благоприятных условий.

     Александр Макарович и Алексей причаливают к Замковому, а мы делаем непродолжительную остановку ниже, на Чалбыге юрях (Берёзовой реке). Здесь попадаются кое-какие грибки,  и Нина Александровна забирает их для гербария.

     Впереди устье Большого Суксукана, а за Суксуканом вскоре охранная зона и начало заповедника.

     Небо проясняется, уже проглядывает солнце и выгоняет туман из распадков. Вершина горы напротив устья Суксукана ещё закрыта облачностью. Она возвышается над всеми другими и носит местное название «Якуты пьют чай». На её склоне и вершине – скальные группировки, верхние напоминают фигуры людей, собравшихся в круг у костра. На самом деле, если подняться наверх, никаких человеческих фигур не увидим, даже и скалы расположены не по кругу.

        В «Атласе…» И. Ф. Молодых обозначены две горки напротив устья Суксукана, и названы они Нелкумнан хая и Кукчурума хая. В переводе с якутского значит «Прикорнувшая сопка» и «Прячущаяся сопка».  Какое из названий имеет отношение к описываемой горе, сориентироваться трудно, но глядя на густую облачность на вершине «Якутов», подозреваем, что Кукчурума хая (прячущаяся) именно она.

      Здесь же чуть ниже впадает в Колыму малозаметная речушка, обозначенная на современных картах как Крысиная. Между тем она вовсе не крысиная и непрезентабельное название получила несправедливо. В вышеупомянутом «Атласе…» И. Ф. Молодых зафиксировал её якутское название: Кресиння юрях, что обозначает «Крест-река» или «Крестильная река». То есть, православные священники, изредка посещавшие в старину якутские поселения, вероятно, проводили здесь обряд крещения.

     Вот уже плавно уходят назад заповедные леса, и вскоре все три наши лодки собираются на Верхнем кордоне. Едва мы поднимаемся от причала к строениям – вот он, макромицет. Нина Александровна демонстрирует нам невзрачный тоненький-худенький-маленький грибочек. Это съедобный чесночник, чесночный гриб. Если растереть его между пальцами, появится хорошо ощутимый запах чеснока.

     Чесночники обычно не растут семьями, а встречаются по одному-два грибка, поэтому набрать их достаточное количество трудновато. Однако бывают исключения. Однажды, уже после экспедиции, в окрестностях Сеймчана мне на горельниках встретился небольшой холмик, с южной стороны весь усыпанный чесночниками.

      Мы пьём чай, слегка перекусываем и снова в путь.                                                              

     Нижний кордон встречает нас солнцем и звонким собачьим лаем. Инспектор Валерий Аммосов рад нашему приезду – он уже в отпуске и завтра с Игорем уйдёт на лодке в Сеймчан. Вместо него со Среднего кордона завтра же приедет инспектор Виталий Анатольевич Волокитин, и работать мы будем с ним.

    

На кордоне есть всё, самое необходимое для жизни: два жилых дома, летняя кухня, баня, хозяйственные постройки. Есть телевизор и соответствующая антенна. При наличии бензина вечером можно обеспечить электрическое освещение.

     Мы располагаемся в доме поменьше. Здесь два спальных места. Завтра, когда все разъедутся, мы переселимся в большой дом. Там две комнаты,  кухня и веранда.

     В заповеднике я не впервые. Лет десять тому назад мы снимали здесь для Сеймчанского музея видеофильм «Вниз по Колыме», а некоторое время спустя работали над компьютерной версией фотоальбома «Заповедная Колыма». Поэтому мне здесь всё знакомо, и пока Нина Александровна обследует близлежащий лес на предмет макромицетов, я хожу по кордону, разглядывая и сравнивая. Дома и кухня немного обветшали, появилась тепличка, картофельный огородик, цветы и грядка с земляникой, которых раньше не было. В тепличке – помидоры, перцы, огурцы и даже арбуз.

      Вообще, жизнь на кордоне вовсе не такая идиллическая, как может показаться на первый взгляд. У инспекторов такая же рабочая неделя, как и у всех работяг. Только здесь им гораздо сложнее. Кроме обязанностей по охране порядка в заповеднике, они ведут фенологические наблюдения, маршрутные учёты животных и всё регистрируют в специальном дневнике, совершают обходы по специальным маршрутам, так же регистрируя всё, что на маршруте замечено; в определённое время выходят на связь с другими кордонами, Сеймчаном и Магаданом. Кроме того, необходимо обеспечить быт, в первую очередь дрова. Зима продолжительная и холодная, без достаточного количества дров не выживешь. Летом без них тоже никак, и для кухни надо, и для бани. Территорию кордона тоже надо содержать в порядке: летом выкашивать траву (требование по технике безопасности во избежание пожаров), зимой чистить от снега. Вода – в речке, для всех нужд её надо носить вёдрами. Тяжёлого физического труда много. Ко всему этому надо содержать в порядке все моторы, механизмы и тому подобное, имеющееся в хозяйстве.

     До ближайшего населённого пункта – Сеймчана (и магазинов) – 160 километров, и поездки туда редки из-за хронического дефицита бензина. Поэтому любая не предусмотренная вовремя бытовая мелочь становится проблемой.

     Из продуктов – в основном консервы и всё, что можно хранить в сухом виде. Хлеб инспектора выпекают сами и по этой части большие мастера. Кроме собственного пропитания, надо кормить собак, без которых жить в тайге нельзя.

     Разнообразит меню свежая рыба. Для питания инспекторам разрешено ловить рыбу сетью, для этого на каждом кордоне отведены специальные места. На Нижнем это заводь, на которой стоит кордон, и ручей Тёмный. Этот ручей имеет и другое название, данное ему в незапамятные времена, но не отражённое на современных картах - Котох - Балыктах. Котох-Балыктах в переводе с якутского «худая рыба». Она действительно худая, совсем без жира. В чём причина, можно только догадываться. Либо кормовая база в ручье оставляет желать лучшего, либо обилие щук не даёт нагулять жирок хариусам и окуням. Щуки тут огромные, и когда идёшь на лодке по узкому руслу между кочковатых болотистых берегов с редкими чахлыми деревцами, здоровенные рыбины тяжело шлёпают хвостами по воде, покидая свои охотничьи укрытия.

     Ручей не очень глубокий, местами разветвляется на ручейки, дно очень тёмное и местный  хариус с чёрной спинкой.

     Раньше нижняя, дальняя граница заповедника как раз проходила на ручье Тёмном, перекате Коварном. Сейчас она сдвинулась чуть дальше и проходит по реке Олупче. Олупча – название эвенское и значит «рыбная река». Интересна Олупча тем, что после продолжительного периода  сухих жарких дней течение её прерывается, и она сплошь состоит из отдельно взятых более или менее глубоких ям, лишь кое-где соединённых скудными ручейками, а в ямах гуляют серебристые хариусы. На ямах поменьше размером, где хариуса легко достать,  вовсю хозяйничают медведи, и на песке множество их следов.

     В заводи, на которой стоит кордон, ловится та же щука, изредка каталка (чукучан) и сиг. В августе в заводь эту устремляются косяки чебака, и в летний погожий день при светлой воде он ловится в больших количествах.

     Охотятся инспектора только на правом берегу, если сами заключили договор с обществом охотников и обзавелись лицензией.

      Пока работники заповедника решают какие-то проблемы и Валерий Аммосов последний раз выходит на связь, Нина Александровна работает с собранным материалом, а я занимаюсь приготовлением ужина. Хочется всё сделать до заката. Это пунктик в моей поездке. Каждый вечер, как и в прошлые приезды, я дежурю с фотокамерой на берегу. Закаты здесь особенные, потрясающие, а нынешний вечер с одинокими редкими облаками обещает интересное освещение.

     Ночь выдаётся беспокойная. Собаки поднимаю лай, и в совершенной тишине леса он звучит оглушительно. Осторожно вылезаю из постели, стараясь не шуметь, поспешно одеваюсь и с камерой выхожу в ночь. Нина Александровна выходит следом, и мы напряжённо всматриваемся в непроглядную тьму, стараясь хоть что-то в ней увидеть. Кордоновские собаки – охотничьи, они никогда не лают просто так, от душевной потребности. Сейчас они заливаются на окраине кордона ближе ко второму дому, где расположились мужчины. На кордон пришёл какой-то лесной гость, но увидеть его нет никакой возможности. Полная темень от небес до травы.

     5 августа. Все разъехались, со Среднего кордона на место Валерия Аммосова прибыл Виталий Анатольевич Волокитин.

     День погожий, хотя за дальними сопками сторожат тяжёлые тучи.  Мы отправляемся в заповедные леса. Они тянутся полосой по правому берегу Колымы. Это коренные леса, в которых преобладает лиственница. Встречаются берёзовые рощицы, отдельными территориями и на островах –  рощи чозении и тополя.

     Чозения – реликт, пришедший из прошлых эпох, переживший климатические перемены и хорошо приспособившийся к современному климату. Она заходит на Север дальше всех древесных видов, растёт только в поймах, и здесь её много. На зиму чозения сбрасывает листву, а зимой и весной – мелкие прошлогодние побеги (крупные остаются), которые ей уже не нужны, потому что к лету она обзаведётся новыми, которые в свою очередь обрастут листвой, запасающей энергию для дерева. С приходом осени всё повторится: опадёт листва, потом мелкие веточки и так далее.

     Первое, что мы видим, причалив на заповедном берегу, – следы медведицы и медвежонка. Они достаточно свежие, и мы с осторожностью продвигаемся в лес. Лес представляет собой лиственничник  кое-где со стлаником. Далеко друг от друга не уходим, все в пределах видимости.  Взглядом грибника осматриваю все возможные места произрастания грибов, но их нигде не наблюдается. Это для меня. А Нина Александровна  эту же местность осматривает глазами специалиста и учёного и на валежине сразу же находит искомое. Это какой-то ксилотроф, то есть гриб, разлагающий отмершую древесину.

     Мне, большей частью имевшей дело с обычными грибами, которые растут на почве, трудно сразу перестроиться. Взгляд упорно устремляется вниз, выискивая выпуклые шляпки хорошо известных грибов. Ксилотрофы я просто не вижу.

     Мы объезжаем на лодке несколько участков леса, везде одна и та же картина – полное отсутствие макромицетов на почве и много находок на сухостое и валеже, на живых деревьях. И как они интересны! Благодаря Нине Александровне, с каждой новой находкой я узнаю о них всё больше и больше.

    Трутовик настоящий, который хорошо знаком всем, кто бывал в лесу и обращал внимание на копытообразные наросты на стволах, может по этим самым стволам «передвигаться».  Природой назначено ему расти спороносной стороной плодового тела только вниз. Поэтому, когда дерево основательно разрушается и падает или его валит буря, трутовик, оказавшийся в положении «на боку», начинает поворачиваться нижней частью к земле.  Гриб этот многолетний, и со временем он начинает обрастать спороносным слоем с нужной ему стороны.

      Мы находим такие трутовички в стадии поворота на внушительной валежине, фотографируем их и себя с ними.

     

Чага – берёзовый гриб – встречается здесь часто. Только это и не гриб вовсе, а переплетение ткани дерева и мицелия гриба. Чага – рак дерева. В народной медицине используется для лечения онкологических заболеваний, только брать её надо с живого ещё дерева; чага, снятая с сухостоя, лечебными свойствами не обладает.

        Находим живое дерево, сплошь покрытое с одной стороны, как чешуёй, зеленоватыми гребешками каких-то трутовичков, потом нам встречается изумительный «плачущий» трутовик. Капельки влаги, выделяемой грибом, густо-густо повисли на нём, как слёзки, образуя своеобразный широкий поясок.

        Подлесок в исследуемых нами поймах – сплошной шиповник. Расти ему здесь вольготно, поэтому кусты мощные и высокие, увешанные крупными оранжево-красными  ягодами.  Пробираться по лесу сквозь его густые заросли – тяжкое испытание, и там, где ноги не закрыты болотниками, мы уже все в мелких колючках.

        В поисках более-менее увлажнённых мест решаем, не возвращаясь на кордон для отдыха, отправиться по маршруту №2, который начинается на берегу Колымы и лесом, иногда болотом ведёт к Олупче. Это обычный маршрут инспекторов, проходя по которому они ведут соответствующие наблюдения. Длина маршрута 3 километра, по пути установлены вешки, таблички, есть даже лавочка для отдыха.

     В самом начале маршрута на берегу опять видим следы, не так давно здесь прошёл сохатый. Тропинка хорошо набита, и идти по ней легко. Гораздо хуже, когда начинается болотистая местность с кочкой, здесь мы начинаем понимать, как  устали. Грибов нам не попадается совсем, и после короткого совещания, не дойдя до конца маршрута, мы возвращаемся на берег.

     На кордоне предвечерние хлопоты те же: Нина Александровна занимается описанием собранного грибного гербария, конвертики с макромицетами помещаются для сушки на специальной сетке над печью; Виталий Анатольевич занят хозяйственными делами, помогая то с установкой решётки для конвертиков, то мне с водой для кухни, где я колдую над ужином, то с дровами для печки, и попутно топит баню.

     Как-то не сразу замечаем, что со стола в летней кухне исчезли две буханки дефицитного хлеба, а кордоновские собаки Буран и Ласка выглядят подозрительно умиротворёнными.  Кто- то из нас плохо закрыл дверь в летнюю кухню, и полуголодные псы не преминули этим воспользоваться.

   Их, конечно, кормят. Обычно это бывает вечером, а днём они, словно сговорившись, вдруг исчезают в тайге в поисках дополнительного питания или, как в этот раз, ловят счастливый момент. Вообще-то вороватые собаки в тайге не отличаются продолжительностью жизни, потому что могут создать опасную ситуацию для таёжника. Но Буран и Ласка – хорошие охотничьи псы, а мы делаем соответствующие выводы и учимся жить в лесу.

          

6 августа. Сегодня у нас запланирована работа на озёрах. Все местные жители называют их Оймяконскими. Однако на современных картах они обозначены как Намаканские. Пытаясь разобраться в этих топонимах, узнаю от Александра Макаровича Слепцова следующую историю.

     В старые времена якуты-переселенцы, продвигающиеся на территорию современной Магаданской области, расселялись по берегам озёр. Это было удобно для них, потому что занимались они скотоводством. Почти все они корнями были с Оймякона. Одна из таких семей поселилась на озере, расположенном по ручью Котох-Балыктах. Сам ручей оригинален не только худой рыбой, но и тем, что по своему руслу образует несколько озёр. Такое озеро по-якутски называется «сенчик».

     Если подняться вверх по Котох-Балыктаху, а сделать это можно только по большой воде, то встретятся три более-менее крупных озера. Первое и второе озеро не отличаются величиной и сейчас и в те давние времена не привлекли переселенцев на свои берега, хотя второе озеро живописно своими окрестностями – берёзовой рощей, расположенной на невысоком бугре. Осели переселенцы на третьем озере, которое находится под самой сопкой в 20-30 километрах от устья ручья  на левом берегу Колымы. Они привезли с собой корову и пару лошадей и со временем там развели хозяйство. Семья была бездетная, состояла из мужа и жены. Они традиционно занимались скотоводством, охотились, ловили рыбу. В озере водился крупный чир. Именно ему дано было в дальнейшем сыграть роль в путанице с названиями.

     Состарившись, супружеская чета вернулась на Оймякон, но воспоминания о чудесном рыбном озере на Колыме, где они провели столько лет, всё время тревожили старика, и он часто рассказывал о нём, называя его Оймяконским,  рассказывал о покинутых местах, чем вызвал определённый интерес у слушателей. В результате новые переселенцы отправились к этому озеру. Шли они от Оймякона через Сеймчан и дальше спускались по Колыме. Чтобы не пройти мимо желанного Оймяконского озера, богатого чиром, периодически поднимались на сопки и осматривали окрестности.

     Два больших озера открылись им, предположительно, с горы Федоровича, названной так уже при советской власти в честь геолога Ю. Г. Федоровича. Переселенцы приняли их за искомое и ошибочно назвали их Оймяконскими, хотя расположены озёра на правом берегу Колымы.  Название прилепилось к озёрам и здравствут  по сей день, вызывая вполне понятный вопрос ввиду своей экзотичности. Название же «Намаканские» ни якуты, ни эвены не смогли перевести и объяснить. Вероятно, оно возникло по созвучию, как в случае с Кресиння юрях, названной рекой Крысиной.

     Нет сведений о том, задержались ли якуты-переселенцы на этих озёрах. В них нет чира, а ловится окунь, карась и щука, по некоторым сведениям – крупный чебак. Оба озера соединены узкой протокой, тоже рыбной.

    

День выдался какой-то насупленный, на сопках угнездился густой туман. После недавних дождей вода в Колыме начинает подниматься. Мы доходим на лодке до одной из проток Колымы, названной тоже Оймяконской, потому что только с её дальнего берега можно попасть на озёра, оставляем лодку и пешком отправляемся к цели.

     От берега реки вглубь высокая кочка с такой же высокой травой. Мы преодолеваем этот широкий пояс у берега и выходим на «могильники». Никто никогда никого здесь не хоронил, но какое-то количество лет назад здесь прошёл пожар и выжег в торфах ямы, где можно похоронить здоровые ноги. Вся местность ещё носит следы давнего пожара, попадаются обугленные коряги, мёртвые обгоревшие стволы, ямы разной глубины, некоторые из них превратились в небольшие влажные болотца. Природа понемногу затягивает раны, и кое-где уже появились чахлые деревца и кустарнички, заросли багульника и голубики.

     Хорошо, что нет солнца, особенно изнуряющего на таком переходе. Слабый ветер висит над тундрой и разгоняет гнус; одуряюще, как перед близким дождём, пахнет багульник. Идти по мхам с каждым километром всё тяжелее. Изредка мы останавливаемся, чтобы осмотреть попавшийся по пути пень или чёрную корягу. Оказывается, грибы можно найти и на них, и количество пакетиков с грибным гербарием понемногу увеличивается.

     Первый раз я побывала на озерах лет десять назад. Мы шли тогда по какой-то тропе вблизи сопок, поднялись на одну из них, и огромное озеро сразу увиделось внизу бледно-голубой с бликами гладью. Сейчас мы идём как-то по-другому, и я начинаю подозревать, что мы забрали слегка влево. Мы не заблудимся, это понятно, рано или поздно всё равно уткнёмся в озеро, потому что из-за его величины пройти мимо него не так просто, но не хочется наматывать лишние километры.

     Прошлое посещение Оймяконских (Намаканских) озёр ещё живо в памяти. Мы пришли туда в начале июля на видеосъёмку птиц.  Озеро, огромное, спокойное, распахнулось перед нами во всей своей дикой первозданной красоте. Где-то там, за дальними берегами сквозь знойную дымку бесконечной долины смутно вырисовывались тёмные сопки. Озеро дышало прохладой и мокрыми подгнившими травами, и запах этот смешивался с жаркими береговыми смолистыми запахами. Не решаясь подплыть ближе, в отдалении грациозно скользили два лебедя.

     На обратном пути мы шли через горельники, где когда-то густо рос стланик. Корчась в огне пожара, стланиковые ветви выгнулись, и скелеты кустов стали походить на скопище гигантских пауков, замерших перед броском.

     За прошедшие годы кое-где появились живые кусты, и мы уже видим их впереди и делаем своим ориентиром.

     На подступах к озеру растительность богаче и интереснее. На жёлто-коричнево-оливковых мхах попадается россыпь мелкой краснобокой недозревшей клюквы, кустики морошки с блеклой, почти бесцветной ягодой. Ближе к озеру местность слегка повышается, попадаются грибы и обилие морошки – крупной, аппетитно-жёлтой.

     Озеро такое же серое, как и небо. От лёгкой зыби качается одинокая водяная лилия, и  нити  трав в прибрежной воде похожи на разметавшиеся волосы. Потревоженная  нами, с ближнего края озера  срывается стайка уток и поспешно уходит в заросли осоки ближе к сопке.

      Вдоль берега, прячась в ернике, петляет едва заметная тропинка, и мы идём по ней, обследуя местность. Находим следы старого рыбацкого лагеря и перевёрнутую дюралевую лодку, сиротливо приткнувшуюся на берегу. Она издалека белеет обнажённым днищем и манит как что-то необычное и загадочное, а вблизи превращается в обычную лодку, на которой можно отдохнуть.

    Кроме свежих раскопок, учинённых медведем на краю тропинки, никаких следов таёжного зверья. Только над водой кружатся и резко кричат несколько чаек.

     Нина Александровна пополняет гербарий, и среди находок – чёрный груздь. Хотя он отнесён специалистами к грибам, часто встречающимся в Магаданской области, здесь, в Среднеканском районе, он достаточно редок. Гораздо легче найти подгруздок чёрный, который относится к сыроежкам (чёрная сыроежка), а чёрный груздь я вижу, наверное,  впервые.

     Чёрный груздь – условно-съедобный гриб, потому что, как и все грузди, содержит едкий млечный сок, и его надо вываривать или вымачивать. В засоле гриб приобретает красивый вишнёвый цвет, но его вкусовые качества невысоки и относится он к третьей категории пищевой ценности. Примечательно, что в последнее время в Европе гриб этот не рекомендуется употреблять в пищу, так как он способен накапливать в больших количествах канцерогенные вещества.

     Кое-где попадаются  какие-то мелкие грибочки и сыроежки. Тот, кто назвал сыроежку сыроежкой, знал что делал. В отличие от многих других грибов,  в том числе белых, подберёзовиков, подосиновиков и тому подобных, сыроежка способна накапливать канцерогенные вещества в минимальных количествах.

     День давно перевалил на вторую половину, и надо возвращаться. Мы отыскиваем какое-то подобие старой тропы, чтобы вернуться на реку к нашей лодке. Этот путь более удобен, чем тот, которым мы пришли сюда. Здесь почти нет мхов, по которым идёшь, как по подушкам, меньше болотистых ям. И всё равно болотные сапоги на ногах с каждым шагом будто прибавляют в весе, свитер, ветровка и рюкзачок будто прилипли к коже, срослись с ней и составляют одно целое.

     На горельниках молоденькие лиственницы уже образовали довольно густые заросли, по краю встречных болот -  кустики голубики, усыпанные налитой крупной ягодой. Эти ягоды – наш поздний обед, и впереди уже видна полоса кочки с рыжей травой. Где-то сразу за ней наша лодка.

    

Перед кордоном проверяем сеть, и в ржавый таз падают жирные крупные окуни, несколько щук. В самом конце сетки запуталась могучая щука; позже мы по очереди фотографируемся с ней на кордоне, а вечером после бани при свете фонаря ужинаем бесподобной ухой и безумно вкусными щучьими котлетами.

     К вечеру небо затянуло тучами,  и начинает нудить мелкий дождик. Вечерние фотосъёмки откладываются до лучших времён, и так хочется нырнуть в мягкую постель, и собаки ночью опять поднимают лай, и совсем не хочется вставать, и всё равно, кто пожаловал на кордон…

     Позже нам расскажут, что это был молодой лось. Через день после нашего отъезда ранним утром лось вышел из лесу, привлечённый стожком сена за домом. Собаки его яростно облаивали, а он фыркал на них и пытался испугать, а потом скрылся в лесу.                                                                       

     7 августа. Собрали вещи, упаковали в коробки грибной гербарий и переезжаем работать на Средний кордон.

     С утра пасмурно, холодно и сыро, потом в воздухе повисает какая-то морось. Вода в Колыме мутная и сильно поднялась, течение несёт мусор, ветки и целые стволы деревьев.

     По пути на Средний надо отработать несколько участков, которые Нина Александровна приметила, когда мы вчера возвращались с озёр. Хочется ненадолго остановиться на ручье Федоровича. Там вверх по ручью раньше был ледничок, не тающий даже в жаркие дни. Возможно, возле ледничка и в пойме ручья найдём что-нибудь интересное из мира макромицетов.

     Временами срывается дождь, вершины сопок опять придавлены тяжёлым мокрым туманом, и он на глазах затягивает горы.  Колыма вся тёмная и тяжёлая, напитавшаяся дождями. В лесу мокро и стоят густые сумерки, хотя всего три часа дня. Между кустарниками и в траве невозможно ничего рассмотреть. Всё сочится холодной влагой. При этом капризные макромицеты никак не желают расти!

      Устье ручья Федоровича трудно узнаваемо, и к нему невозможно подойти.  Плоская мелкая коса возле него затоплена и забита плавником. Мы оставляем попытки причалить и уходим на Средний.

    

Средний кордон расположен на крутом берегу заводи, в которую выходит устье реки Малый Суксукан.  По склону дорожка, выстланная досками, ведёт нас к дому. Набор построек на кордоне типичен: летняя кухня, баня, хозяйственные постройки. В отличие от других кордонов, здесь только один жилой дом, который Алексей Паршин, инспектор, великодушно уступает нам.

     Алексей ждал нас только завтра, но встречает гостеприимно и сразу приглашает в кухню, где уютно и тепло и жарко топится печка, шипит масло на видавшей виды сковородке и жарится рыба.

     Средний кордон в погожие дни очень живописен. За домом на взгорке берёзовая рощица, а за кордоном до волнистой линии сопок – клюквенно-морошковая тундра. Среди лиственничника и смешанных лесов совсем недалеко струится по перекатам Малый Суксукан. Когда-то рядом с кордоном было озеро, но потом по весне берег его промыло, и вся вода ушла, оставив пустую мелкую чашу.

     Сейчас, в пелене дождя, Колыма смотрится будто сквозь запотевшее стекло. Всё серо-тёмно-зелёное. Насквозь промокшие унылые лиственницы с отяжелевшими от влаги, безрадостно повисшими ветвями выглядят озябшими и понурыми, листья берёз дрожат и роняют капли, капли, капли…

     Под дождём прыгает какая-то маленькая серая птичка с красной головкой. Она не взлетает высоко (слёток?), крутится под окнами кухни, то вспорхнёт, то грустно сидит под дождём на корнях лиственницы.

    Собаки (их здесь четыре: Север, Айка, Соболь и  забавный щенок по кличке Жулик),  радостно встретившие нас на причале и в приливе гостеприимства сразу оккупировавшие лодку, куда-то спрятались и не сторожат у дверей кухни.

     От печки уже нестерпимо жарко. Мы ужинаем, идёт неторопливая беседа за жизнь, разговор крутится вокруг детей, общих знакомых, завтрашнего паломничества в заповедные леса. Алексей жалуется, что на кордоне развелось много бурундуков, сладу с ними нет, не сидится им в лесу, портят вещи, за ночь сильно погрызли рюкзак с сырой картошкой.

     Как-то незаметно ложатся ранние сумерки, мы уходим в дом, при свете «вечных» светильников китайского производства Нина Александровна склоняется над своими научными заметками, я – над своим дневником, а по крыше стучит и стучит бесконечный дождь.

     8 августа. Сегодня мой день рождения. За всю жизнь я не помню ни одного такого дня с дождём и слякотью. И в этот раз традиция соблюдена: за ночь тучи вылились, облачное утро сменяется ярким солнечным днём. И жарким. И мы снова в лесах.

     Заповедные берёзовые леса словно светятся изнутри, а над высокими кронами – промытое, свежее, ослепительное в своей голубизне небо. Освещённые (Или освящённые?) мягким сиянием берёз, ещё ярче высвечиваются каждым зёрнышком капельки красной смородины.

     Мы опять пробираемся в колючем подлеске из малины и шиповника, который безжалостно жалит нас, мелкие колючки на коленях и выше уже вросли в кожу. Изнурительно жарко, затылок под шапкой мокрый, сапоги как гири. Макромицеты одумались наконец-то, начали расти и попадаются чаще, но по-прежнему основной сбор составляют древесные грибы – ксилотрофы и паразиты.

     В честь ксилотрофов давно пора сложить оду. Без них лесу нельзя! Среди этих дереворазрушающих грибов существует своя «специализация». Одни разрушают мёртвую древесину, оставляя столбики коры, другие «трудятся» над этими остатками, перерабатывая их в питательные вещества для живых деревьев. Большей частью малозаметные, не привлекающие особого внимания, они стараются в течение лет и очищают леса.  При этом одни виды ксилотрофов предпочитают хвойные породы, другие – лиственные. А среди лиственных одни поселяются на берёзе, другие на ольхе, третьи ещё где-то…

     Но прежде, чем дерево станет завтраком-обедом-ужином для ксилотрофа, часто на нём появляется гриб-паразит. Его споры через трещины и повреждения на стволе проникают вглубь и образуют мицелий. Если дерево молодое или иммунитет у него сильный, оно вполне может противостоять такому жильцу. В противном случае гриб-паразит процветает за счёт своего хозяина, со временем обрекая его на гибель, в пищу  ксилотрофам.

     Больше всего трутовиков растёт на берёзе. Нам встречаются стволы, сплошь покрытые молодыми трутовичками. Рассматривая наросты на деревьях, находим  осиное гнездо, прилепившееся снизу на старом одревесневевшем трутовике. Похоже, что осы давно покинули своё жильё, и мы безбоязненно фотографируем эту интересную комбинацию: берёза-трутовик-гнездо. 

      Некоторые виды древесных грибов встречаются редко, внесены в Красную книгу или предложены для внесения в неё. Поэтому на  всех этих стволах, палочках, веточках случаются интересные находки, и Нина Александровна демонстрирует нам с Алексеем редкий вид – стереум кровоточивый. Название гриба вполне оправдано.  Если слегка нажать пальцем на его спороносный слой, грибочек выделяет капельку жидкости цвета крови.

     Мы переезжаем на другой участок, и светлые, торжественные, прозрачные берёзовые леса сменяются прямо-таки корабельными мощными лиственницами. В лесу много валежника, над которым прилежно трудятся ксилотрофы. И как же они красивы! В гербарий попадают трутовик окаймлённый и трутовик розоватый. Он действительно розоватый и  выглядит по-настоящему нарядно.

     Большинство трутовиков несъедобно, но, гуляя по лесу в поисках других грибов, стоит обратить внимание и на трутовики. Они не только красивы. Грибы – уникальный источник природных биологических соединений. В Китае, например, водные и спиртовые экстракты из свежих и сушёных грибов успешно используются в традиционной медицине для лечения многих заболеваний. Среди таких грибов преобладают как раз растущие на деревьях, живых и погибших. В качестве лечебного средства, хорошо стимулирующего иммунную систему, обладающего мощной противоопухолевой активностью, антибактериальной, как средство для лечения туберкулёза, диабета, жепудочно-кишечных заболеваний, заболеваний крови, гепатитов, а по некоторым данным и ВИЧ инфекции берут трутовик разноцветный, трутовик ложный и трутовик плоский, вешенку устричную и ганодерму блестящую, чагу, лиственничную губку и берёзовую губку, хорошо известные опёнок зимний и опёнок осенний и многие другие, растущие в наших северных лесах. Общим для всех них является содержание полисахаридов, угнетающе действующих на разные виды раковых опухолей.

     Ганодерма блестящая, например, насчитывает более 2 тысяч лет письменной истории её применения. Этот гриб в Китае называют «сокровищем Императоров», на нём построена вся китайская мифология. Согласно истории применения этого гриба, он обладает оттенками всех вкусов: сладкого, горького, солёного, острого и кислого; он восстанавливает силы и память, поднимает настроение, сохраняет и поддерживает молодость, считается грибом бессмертия. И это не фантазия автора этого очерка. Данные взяты из книги «Лекарственные грибы в традиционной китайской медицине и современных биотехнологиях» под общей редакцией академика Россельхозакадемии В. А. Сысуева.

     Ганодерма блестящая, или трутовик лакированный, есть и в наших лесах. Относится он к очень редким видам, встречается в лиственничных редколесьях, на пнях лиственниц.

    

Нина Александровна нашла что-то чрезвычайно интересное и зовёт нас. Находка действительно интересна. В высоком обрывистом склоне старой протоки, уже поросшей кустарником и травой, медвежья берлога. Осмотрев местность, Алексей объясняет, что медведь в этой берлоге не зимовал, но на всякий случай длинной палкой проверяет медвежий дом, и, слава богу, там нет никакой зверушки.

     Разговор естественным образом перекидывается на мохнатого хозяина тайги. Сколько историй о нём было рассказано у костра или у печки, при тусклом свете керосиновой лампы или свечи за время моих скитаний по реке! Что в них правда, а что плод фантазии рассказчиков, мне судить трудно. Алексей рассказывает, что медведь готовит себе на зиму не одну берлогу, а несколько, так сказать, на выбор. Траву и всё, что считает нужным пустить на подстилку в берлоге, таскает издалека, даже если такого материала в избытке рядом. Сразу в берлогу он не заходит, а залегает постепенно, и длится процесс залегания с конца октября – первых чисел ноября до  середины – конца ноября. Какое-то время  медведь приходит и уходит, ложится возле берлоги, наполовину влезает в неё, чистит кишечник. Окончательно залегает перед пургой или снегопадом, когда его следы скрывает снег. Иногда в берлоге может находиться несколько медведей, если это медведица с  потомством прошлого года и появившимся зимой.

     Встречи с медведями в тайге – обычное дело. Особенно осторожен он, когда идёт на лёжку. Опасен – когда ранен, болен или чем-то встревожен, не говоря о медведице с детёнышем. Как правило, отпугнуть его можно громким криком, стуком, шумом. Только нельзя поворачиваться к нему спиной и бежать. Эти простые правила знает каждый, кто хоть как-то связан с лесом. Вот только следовать этим правилам не так просто.

     Вообще звери, в том числе и медведи, – народ осторожный и всячески избегают встреч с людьми. Правда, медвежье племя отличается любопытством и много шкодит на охотничьих избушках. Таёжники рассказывают, что, помимо съестных припасов, особенно привлекают медведя (или наоборот, не нравятся) бочки с бензином и соляркой. Тут уж они постараются: и помнут, и продырявят, и в воду сбросят. А уж если в избушке шкодят, то непременно либо войдут, либо выйдут в окно, разворотив всё, что можно.

     Возвращаясь на кордон, заходим в заводь с местным названием «Кафе «Щука». Здесь инспекторам разрешено ставить сеть, а что в неё попадает – видно из этого топонима. В данном конкретном случае у нас не только щуки, попались окуни  и пара сигов.

     К вечеру на реке полный штиль. Высокие облака сбились в ком далеко на горизонте. Зеркало воды окаймлено чёрными лесами, и по нему скользит вечерняя радуга. У берегов из чёрно-синего через все тона и полутона, через все возможные оттенки она замирает ослепительной полосой у горизонта.

     9 августа.  Опять вечером долго сидела над рекой с фотокамерой, наблюдая закат. Сегодня он не был таким цветным, какими обычно бывают августовские закаты на Колыме, но был очень выразительным: солнце садилось в облака, и всё небо было в воде, яркие  светлые мазки на тёмном. Перевёрнутый мир, зазеркалье.

    

Здесь, среди самых простых дел и немудрёной жизни, всё видится по-другому. Здесь другая планета. И пока мир величественно погружается в ночь, возвращаешься к себе, как возвращаются, наверное, спустя годы и годы, в родной дом, о котором всегда помнили и знали, который всегда был, но где-то очень далеко, и находят его совсем заброшенным. И с удивлением и грустью смахиваешь с души, как со стекла, пыль и паутину суеты.

    

Днём ходили вверх по Малому Суксукану, обследовали пойму. На стволе мощной лиственницы – свежие следы медвежьих когтей. Самого хозяина не видно, поточил когти и ушёл. Далеко ли? Набрели на  скорбную чёрную фигуру почти человеческого роста – остатки сгоревшего ствола.

     Жарко, и уже чувствовалась усталость, и суксуканская вода казалась необыкновенно вкусной. Собственно, она такая и есть. Пытались разглядеть в ямах стайки хариусов, но таковых не обнаружилось, зато пополнили грибной гербарий. Здесь по валежнику часто встречается чудо природы - гриб-цветок  ежовик коралловидный, или коралловый гриб. Он съедобный, лечебный, но подлежит охране и внесён в Красную книгу.

     Справа от Среднего кордона дальше в тундру много озёр, богатых окунем и карасём. Где-то там берёт начало ключ Георгиевский и ключ Болотный, а ещё дальше, отодвинутая на самый горизонт, манит Толкун хая, или Волнистая гора.

     Завтра переезд на Верхний кордон.

    

10 августа.     Весь кордон какой-то радостный, весь в солнце. Инспектор кордона – Юрий Паршин, родной брат Алексея. Братья – самые молодые инспектора на кордонах. Юре – 36, Лёше – 43, и в лесу они уже 11 лет. «Лесной» стаж  у других инспекторов давно перевалил за эту цифру, и тайга для них всех давно дом родной. Не каждому по плечу оставаться годами наедине с тайгой, лишь изредка окунаясь в цивилизацию, и оплачивается это отшельничество весьма скромно, и что держит их здесь так сразу и не объяснить.

     Бутор наш уже перенесён из лодки в дом, всё необходимое уже вытащено из коробок и рюкзаков, и снова налаживается походный быт.

     На сборы, переезд и обустройство на новом месте уходит почти весь день. Вечером мы с Юрой на вёслах поднимаемся вверх по протоке, соединённой с заводью, на которой стоит кордон. В эту протоку, в свою очередь, впадает ручей Шилохвость, берущий начало в дальних озёрах. Вообще правый берег Колымы напротив заповедника – озёрная страна, где формируется много ручьёв, в которые по весне устремляется хариус. Мы же едем в надежде нарыбачить чебака, которого здесь, по словам Юры, бывает много. Я забыла на кордоне фотокамеру, и, как назло, вот они – непуганые утки, стайкой проплывающие у берега. Над самой водой на ветке старой лиственницы сидит большой филин, а потом бесстрашно пролетает прямо над нами на другой берег.

     Жулик, которого Алексей прихватил со Среднего кордона, никак не уживётся с местными псами Мухтаром и Каюром. На новом месте ему страшно, поджал хвост и поскуливает. Часов в десять вечера Каюр, а потом и Мухтар поднимают яростный лай и мчатся в тайгу. Где-то совсем рядом бродит медведь. Юра рассказывает, что приходит этот гость почти ежедневно, хотя на кордон не заходит и держится в лесу; не было его только последние два дня, и вот опять пожаловал. Раньше случались неприятные ситуации, когда медведь приходил прямо к дому, игнорируя собак и людей.

      Собаки возвращаются, а потом  снова поднимают лай. Медведь бродит вокруг кордона, заходя то справа, то слева, и Юра прогнозирует бессонную ночь, потому что при таком госте собаки спать не дадут.

     К ночи исчезают комары и мошка, значит, к утру следует ждать заморозка. Собаки успокаиваются, и за окошками бревенчатого домика повисает густая чёрная тишина.

     11 августа.    В 9 часов утра +1 градус. Трава вся прибита обильной ледяной росой. Собаки ушли и лают где-то в стороне от кордона.

     Ждём, пока солнце высушит росу, чтобы отправиться по маршруту в заповедник. Мы уже устали за эти дни, и при одном взгляде на болотные сапоги ноги становятся тяжелее.

    

Маршрут начинается от кордона, идёт по реке на левый берег и уходит на 3 километра вглубь тайги.  В полукилометре от Колымы – тихое лесное озерцо. Чёрная вода от берега до берега исчерчена отражением стволов, и несколько уток колышут этот опрокинутый лес.  Какой-то медведь, вероятно, ходит здесь же, и мы дважды видим у тропы его помёт, а дальше, тоже дважды, – разорённое им осиное гнездо. Где-то на половине пути встречается лёжка лося. По пути, подняв голенища болотников, переходим ручей Восходный, и несколько испуганных хариусов стремительно уходят вниз по течению. В конце маршрута тропа пересекается со звериной, мы падаем на влажный мох возле голубичного болотца и слушаем, как трещит кедровка.

     Вечером собаки опять учуяли медведя и держатся настороже. Примечательно, что они никак не реагируют на рябчиков, которые без конца возятся в частых зарослях красной смородины.

     И снова закат. Приглушённая мягкая палитра.

    

12  августа. С утра брызнул дождик. Опять ждём, когда подсохнет лес. Сегодня в работе окрестности кордона.

     Я остаюсь на кордоне, потому что вчера немного повредила на маршруте ногу. Нина Александровна тоже не уходит далеко. Опасно, да и работы много накопилось по описанию гербария. Сам гербарий водружён над печкой, и его надо сушить. Накопилось много всяких мелких дел, которые надо переделать, поэтому большую часть дня проводим на месте.

     Днём пришла лодка - ещё одна экспедиция института биопроблем в составе Ольги Александровны  Мочаловой и Дмитрия Сергеевича Лысенко.  Они изучают растения в пойме Колымы, и  маршрут их лежит на Ороёк, к самой границе Магаданской области. Они переночуют на кордоне, а завтра уйдут вниз по реке, и где-то там мимо них проплывут Урюн тас и Учча тас – Большой камень и Русский камень, Сюрях тас и Коплех тас – Сердце-камень и Мшистый камень.

    

Сегодня и завтра ещё будут закаты над Колымой, и они повернут жизнь немножко вспять, чтобы вспомнилось что-то давно забытое или утерянное, а послезавтра за нами придёт лодка, и мы простимся с заповедником.

                                                                                                   

     Светлана Ярышева.