Расскажу о своём отце…

Жительница Сеймчана Евдокия Гавриловна Ходьяло рассказала о своём отце – Гаврииле Дмитриевиче Болдухине, труженике тыла, оленеводе, в чьей судьбе отразилась целая эпоха.

В годы Великой Отечественной войны рассохинские эвены внесли свой вклад в победу над врагом. Но отдельно выделить этот непростой период в их жизни невозможно без более глубокой ретроспективы, предвоенного периода и беглого взгляда в послевоенные годы.

До войны

Мой отец Гавриил Дмитриевич Болдухин родился 12 мая 1925 года в эвенской оленеводческой семье Дмитрия Афанасьевича и Прасковьи Павловны Болдухиных. Он был старшим сыном, после него родилось ещё трое младших братьев, которым к началу войны исполнилось 10, 5 и 3 года.

Семья кочевала обособленно на севере Среднеканского района на границе с Билибинским и Северо – Эвенским (В соответствии с современным административным делением. Авт.), вдали от населённых пунктов. Летом совершали с оленями значительные по дальности кочёвки к побережью на Гарманду и Гижигу. В ту пору туда приезжали многие эвенские семьи. Обязательно посещали Наяхан, где была церковь, чтобы помолиться и крестить детей. Кроме того, на побережье собиралась ярмарка, где можно было путём обмена приобрести необходимые товары.

Подобные кочёвки совершались ежегодно, вплоть до второй половины 30-х годов. Стада у семьи были многочисленные, несколько тысяч голов. Это были олени особой, выведенной эвенами породы, которые отличались от чукотских оленей большими размерами и более вкусным нежным мясом.

В зимнюю пору сведения об общественной жизни на Севере не долетали до эвенских яранг. Когда во второй половине 30-х годов семья по традиции откочевала в Гарманду, на побережье её встретили работники НКВД. В то время там организовали колхоз, поэтому оленей у семьи отняли, а деда, его брата Ефима и его отца Афанасия Владимировича Болдухина арестовали как кулаков. Они успели сказать родным: «Нас не ждите. Если мы останемся живы, мы обязательно вас найдём. Уходите, кочуйте в сторону Алоя, в тундру. Уходите по реке, чтобы не было видно ваших следов, потому что за вами пойдут».

Семья ушла по реке, уводя с собой шесть десятков оленей, которых ей оставила новая власть. Шли пешком, на оленях везли маленьких детей. Мужчины рода были настроены решительно: «Мы пойдём своим путём и обратно не вернёмся. Хорошо будет, если нас не догонят, потому что, если догонят, мы тоже будем стрелять».

К счастью, погоня не настигла беглецов. Семья благополучно добралась в район Большого и Малого Алоя. Там была настоящая тундра, в которой не водился дикий олень и редко попадались лоси. Это была чужая территория, и за жизнью пришлой семьи незаметно наблюдали местные чукчи. Если удавалось подстрелить сохатого, они подъезжали и молча стояли в ожидании, чтобы им отдали добычу. И сказать что – то, протестовать нельзя было: неизвестно что сделают с людьми. Чужая территория – чужой зверь.

Выживали, питаясь рыбой, которая водилась в изобилии. Оленей не забивали – необходимо было восстановить, вырастить новое стадо. Женщины постоянно молились, чтобы вернулись арестованные родственники. И однажды ранней весной они увидели, что в их сторону движутся странные существа, то ли медведи, то ли люди, похожи и не похожи ни на тех, ни на других. Когда они подошли ближе, не поверили своим глазам: вернулись! Странный вид объяснялся одеждой. Она была сделана из сухой травы, как и обувь, потому что прежняя одежда за время заключения вся истёрлась, износилась.

Радости не было границ.

- Как вам удалось уйти? Как вас отпустили?

- Сами не знаем. Нас всё расспрашивали, как мы жили, как относились к бедным людям. Мы отвечали, что всегда делились и никогда не выделяли, кто богаче и лучше, а кто беднее и хуже, потому что сегодня у нас много оленей, а завтра они могут погибнуть, и мы тоже обеднеем, и у нас уже нет оленей, мы их отдали. И нас отпустили.

Дождавшись возвращения родственников, семья решила покинуть негостеприимную чужую территорию и откочевать в родные места в район Рассохи. Там лесотундра, хорошие пастбища для оленей, там можно охотиться. Мужчины как будто чувствовали, что белка – основной пушной зверь, основательно выбитый ещё в 19 веке, - снова появилась в тамошних лесах.

Вернулись перед войной, обосновались в родных местах, занялись оленеводством и охотой. После каждого сезона охоты на белок дед с моим отцом и другими мужчинами отправлялся в низовья Колымы, чтобы сдать пушнину. В крупные населённые пункты, такие как Черский, они не попадали, но в мелких селениях были свои купцы, у которых можно было обменять шкурки на нужный товар. Для промысла необходимы были охотприпасы, кроме продуктов оленеводства люди нуждались в муке, соли, чае, табаке. Если сезон был особенно удачным, можно было выменять ружьё. Но это было редкостью.

В годы Великой Отечественной

Когда они приехали в очередной раз в низовья Колымы, вместо купцов их встретили государственные люди. Они принимали пушнину, и они же рассказали о том, что идёт война. Всех приехавших записали поимённо, кто и откуда; стали рассказывать, что фронт нуждается во многом, и в такое тяжёлое время все должны помогать друг другу, чтобы победить врага. Нужна пушнина, которую обменяют на необходимую фронту технику.

Все приехавшие согласились, и тогда им определены были планы. План на одного человека составлял в среднем 450 белок за сезон. В помощь фронту безвозмездно шло 400 шкурок, на остальные разрешалось приобрести необходимые для будущего сезона охотприпасы и продукты для семьи. Деду Дмитрию Афанасьевичу определили план в 500 беличьих шкурок, а моему отцу, которому уже исполнилось 16 лет, и он не имел ещё семьи, положено было сдавать всю пушнину полностью.

Выполнить план было непросто. Сезон охоты на белку короток – с конца ноября до конца декабря. Это время лютых морозов. Винчестеров не имелось, на охоте использовали берданки и порох. Чтобы добыть качественную шкурку, необходимо было метко бить зверька в глаз или в голову, и сделать это мог только хороший охотник. Поэтому редко кто мог заготовить положенное количество шкурок. Кроме моего отца, имевшего отдельный план, вместе с дедом охотился его десятилетний сын, брат отца, помогая им во всём.

В феврале, когда снег покрывался настом и крепчал, отец и ещё несколько человек, выполнивших план, отправлялись в устье Колымы, чтобы сдать пушнину. Вывозили не только своё, но и добычу других охотников. Те, кому не удалось справиться с государственным заданием, в поездке участия не принимали. Некоторые вынужденно оставались в стойбище, потому что надо было смотреть за оленьим стадом.

Мужчины шли на лыжах впереди, пробивая дорогу, а за ними двигались оленьи нарты с грузом. Для молодого, здорового человека весь путь занимал две – три недели. Обратно возвращались в конце марта или в апреле.

Послевоенный период

Когда окончилась война, своей чередой пошли привычные занятия, стали жить по – старинке. Обменивать пушнину ездили уже не в низовья реки, а в Среднеколымский район и жили в то время на территории Якутии. Там строился посёлок Берёзовка, и отца обязали принять участие в этом строительстве. Три года на общественных началах он возил на оленьем транспорте из тайги стройматериалы для Берёзовки и продукты из Среднеколымска. Его подросшие братья и дедушка в это время пасли стадо. За прошедшие годы оно увеличилось и стало большим. Отец к тому времени уже женился, родился мой старший брат.

Бесплатная тяжёлая работа по перевозке грузов была чуждой для отца. Вспомнились ему слова революционера Мохнаткина, некогда сосланного на Колыму, с которым они повстречались ещё до строительства Берёзовки. Мохнаткин говорил: «Уходите с этой территории, лучше туда, где русские, там вы найдёте своё место в жизни. Здесь вам не дадут так просто жить. Здесь вас используют, а ваши стада заберут».

Род вернулся в район Рассохи, а там уже были геологи. Необходимо было как – то найти общий язык, взаимопонимание, и отец забил мясо и привёз на стан. Геологи поняли, что их угощают, и не остались в долгу, отдав оленеводам, в свою очередь, те продукты, которые у них имелись. О появившейся в тайге эвенской семье они сообщили в Среднеканский райком партии, оттуда поступило указание: ни в коем случае не отпускайте этих людей, делитесь с ними продуктами, а когда будет транспорт, мы к вам приедем.

Когда я впервые увидела вертолёт, мне показалось, что он на дереве сидит. Родственник объяснил: это верховой олень у русских. У нас свой олень, у них – свой.

Поскольку эвенским языком никто в Сеймчане не владел, руководство района нашло в других местах эвенов, которые уже понимали по – русски: из Северо – Эвенского - Андрей Халкачан, из Ольского – Яков Зыбин. Вместе с ними прилетели на Рассоху, привезли продукты и геологам, и оленеводам. Пообещали открыть магазин и несколькими рейсами завезти продукты и патроны.

Это предложение слегка насторожило рассохинцев. Они привыкли смотреть на себя как на самостоятельных людей.

- Зачем нам столько продуктов? Мы уже купили.

- В следующий раз приедете – можете не только оленей забивать, можете сдавать свою пушнину. Давайте вам построим посёлок. Чего бы вы хотели ещё, кроме магазина?

- Пусть будет магазин. Вы знаете, какие товары нам нужны. Пусть будет врач.

- Школа вам нужна. Надо, чтобы вы по – русски научились разговаривать.

Все согласились.

Хорошую память оставили сеймчанские врачи, которые приезжали на Рассоху. Случилась эпидемия гриппа, людей умерло очень много, не успевали делать могилы и хоронили нескольких умерших в одной яме. Стойбища отстояли друг от друга на расстоянии 200 – 300 километров, и доктора на лыжах объезжали их все, чтобы спасти людей. Заболели мои дед и бабушка, и если бы врачи не увезли их на вертолёте в Сеймчан, они тоже умерли бы.

Построили на Рассохе начальную школу. Среди первых учеников был и мой брат Иван. В это время мы как оленеводы вступили в совхоз «Омолон» Билибинского района. Там уже было 54 тысячи оленей, да ещё наши прибавились. Это было время, когда у родителей впервые появилась зарплата.

Уже в начале 60-х годов привезли медали и грамоты за то, что в годы войны внесли свой трудовой вклад в победу над врагом. Такие награды получили пять – шесть человек, которым удавалось выполнить планы по пушнине. В их числе был мой отец.

В составе совхоза «Омолон» мы были недолго. Род проживал на территории Среднеканского района, а числился как отделение дальнего чукотского совхоза. Мы решили объединиться с родственниками, которые обосновались в Северо – Эвенском районе, и вошли в совхоз «Буксунда», но вскоре, в 1972 году, создали своё самостоятельное хозяйство на территории Среднеканского района – совхоз «Рассохинский».

Это было самое благодатное для нас время. Оленеводы работали с радостью, спокойно, потому что уже был построен для них посёлок, можно было съездить в Сеймчан, и хотя начальство постоянно приезжало, жили самостоятельно. Директором совхоза был Василий Никитович Гулевский, русский. Он действительно работал с оленеводами и охотниками, месяцами мог пропадать в тайге, сам ездил верхом на оленях от стойбища к стойбищу, уходил в сторону Коркодона, где были охотники и рыбаки Дьячковы. Во время поездок предпочитал носить эвенскую национальную одежду.

С образованием совхоза появилась техника – два трактора. На них возили дрова и лёд, а сами по – прежнему кочевали на оленях. Оленье поголовье составляло тогда 17 тысяч. Больше нельзя было иметь – не позволяли размеры территории, необходимой для выпаса. Ежегодно забивали две с половиной тысячи оленей, и за год стадо снова восстанавливалось до прежнего количества голов.

Оленье стадо было потеряно в 90-е годы, когда - уже при другом директоре совхоза, Морозове - начали заниматься заготовкой пантов. Резали безжалостно, много оленей погибало, истекая кровью сразу после пантовки. У тех, которые выжили, появились отклонения, рога стали расти в разные стороны, как кусты. У важенок стали рождаться телята с дефектами.

Время было тяжёлое, оленеводы вынуждены были забивать оленей, чтобы как – то выжить. Уменьшалось стадо. Вместе с оленями уходили к верхним людям наши старики.

Мой отец Гавриил Дмитриевич Болдухин – труженик тыла, участник и победитель социалистических соревнований - не дожил до этого тяжёлого времени. Он умер в 1979 году. Умирая, он завещал нам: «Если вы пойдёте у кого – то на поводу, вы перестанете быть оленеводами, потеряете самостоятельность. С вами не будут долго нянчиться, и потом оставят вас. Постарайтесь сохранить нашу культуру и наш быт».

Светлана Ярышева