У очага моего детства

   Наталья Фёдоровна Калашникова выросла в многодетной эвенской семье. Как старшая из детей она была первой помощницей матери. Она и сама уже не только мама, но и бабушка, но где – то там, в тайге, ещё горит огонь в кочевом жилище, и у огня – её мама, и беззаботные дни далёкого детства оживают в её рассказе о маме. 

История нашей семьи – это история нашего эвенского народа. Моя мама Мария Михайловна Болдухина родила и вырастила десятерых детей. Сама она появилась на свет в тайге в кочевых условиях в год большой воды. В паспорте год рождения, как  у большинства старших представителей нашего народа, указан приблизительно. Считается, что мама родилась в 1935 году. В то время у нас, эвенов, не принято было точно фиксировать дни рождения, от которых ведётся отсчёт лет. Никто года не считал. Человек рождается, чтобы прожить отпущенный ему срок и выполнить то, что положено ему в этой жизни. Родилась девочка – она ребёнок, потом, взрослея, становится девушкой, женой, матерью, бабушкой. Именно это имело значение.

   Тогда кочевали на огромные расстояния: летом к морю в Наяхан, в Гижигу, в Гарманду. Зимой – в горы центральной Колымы . Когда в 30-х годах началась коллективизация, а потом репрессии, часть оленеводов с жёнами, детьми, оленьими стадами откочевала в глубь материка подальше от населённых пунктов. Там в тайге прошло детство моей мамы.

  

Вспоминая своё детство, я думаю о том, что никогда не видела свою маму спящей. Как и во всём мире, на эвенской женщине лежит всё: и воспитание детей, и комфорт в жилище, и обеспечение семьи одеждой и едой. Пока женщина не начинала рожать, она могла наравне с мужчинами пасти оленей. Беременную женщину берегли особо. Ей нельзя было поднимать тяжести, ходить на речку за водой и льдом. Следили, чтобы во время кочёвок женщина ехала на смирном олене.

   Тогда в яранге жили и зимой и летом, и в яранге мама родила всех нас. Были бабки-повитухи, которые принимали роды. Я – самая старшая среди сестёр и братьев. Сначала родились сёстры-погодки, пять сестёр подряд, начиная с 1956 года. Я была мамина помощница и должна была смотреть за младшими.

   Вот я проснулась, а мама уже на ногах. В яранге уже тепло, горит костёр, от котелка – сытный аромат. Мама приготовила варёное мясо. Это наш завтрак. Мясо вообще было основной нашей пищей, хотя мама готовила разные блюда. Иногда она жарила нам муку на оленьем внутреннем жире. Её смешивали с кипятком, добавляли немного сахара, и получалась вкусная сытная похлёбка. На всю жизнь запомнились мамины пресные лепёшки. Она не могла заниматься ими каждый день, поэтому выпекала с запасом. Муку замешивала на воде, ничего больше не добавляя, и пекла на сковородке на оленьем жире. Когда резали оленя, мама готовила нам особое лакомство – муниче. Для этого жилистое мясо, мясо с головы оленя долго варили, потом вынимали из котла, чтобы стёк бульон. В оленьи желудочки набирали кровь и набивали отваренным мясом. Желудочек завязывали, мясо долго пропитывалось свежей кровью и получалось исключительно вкусное и питательное для нас, детей, блюдо. Если резали оленя, были и другие лакомства: оленья печень, лёгкие, мозг, костный мозг. Ели в сыром виде  или замораживали и строгали, как мясо. Были, конечно, и варёные кишки – ещё одно наше лакомство. Часто вечерами мама кормила нас кашей из оленьей крови. Кровь варили на оленьем бульоне, постоянно помешивая, чтобы не было комков. Для вкуса добавляли костный жир. Осенью, когда много голубики, её тоже добавляли в кашу.

   Мама распределяла свои дела так, чтобы приготовление пищи не соседствовало с шитьём. Она учила нас, что руки должны быть чистыми, чтобы иголка не скользила в руках и легко, аккуратно прокалывала кожу. Сама чистоплотная, мама и нас учила этому. Все мои сёстры и братья переняли от мамы эту черту. Нас с детства приучали умываться, аккуратно носить одежду, следить за чистотой в яранге, мыть посуду. Кому-то покажется, что это легко и просто. Но в тайге нет ни водопровода с холодной и горячей водой, ни удобных чистых улиц, ни центрального отопления. Жизнь семьи кочевых эвенов – оленеводов весь год протекала в экстремальных условиях на лоне природы. Стойбище всегда располагалось вблизи какой-нибудь речушки. Мы, дети, рады были помочь взрослым: зимой приносили с речки лёд, летом бегали с чайниками  за водой.

   Благодаря нашим родителям, у нас было счастливое детство. Не принято было постоянно загружать нас работой. Мы были свободны и много времени отдавали игре. Возможность для игр была всегда, но игры наши готовили нас к будущей взрослой жизни. Игрушки наши все были самодельные, и их было немного. Мою первую куклу мне сделали старшие, и люлечка (бэбэ) для неё была. Игрушки шили из кусочков меха и ровдуги (оленьей замши). Как самую лёгкую и легко поддающуюся обработке, использовали древесину ивы и вырезали из неё фигурки оленей, птиц, зверей. Мы играли камешками, строили шалашики наподобие яранги. В маленькие мангурки (перемётные сумы) укладывали игрушечный скарб и на игрушечных оленях изображали кочующий караван. Игры на местности тоже готовили нас к будущей жизни. Мальчики учились бросать маут. Они заставляли нас, маленьких девочек, бегая изображать оленей. В руки нам давали веточки, которые мы поднимали как оленьи рожки, а мальчики старались набросить на нас маут. Если бросок был удачным, девочка должна была сопротивляться, брыкаться как пойманный олень. Мальчик, в свою очередь, подтягивая «оленя» к себе, изображал взрослого оленевода, стараясь в точности воспроизвести его движения.

   Нас, детей, учили: когда вышел из яранги в лес – всё должен замечать. И мы с детства изучали язык природы: какая погода, откуда дует ветер, какое небо, в какую сторону ушло оленье стадо. Нельзя было сказать: туда, оттуда, там. Нас учили давать определённый чёткий и ясный ответ. Играя, мы учились ориентироваться на местности, много бегали по лесу, могли и на сопки подниматься. Но далеко нельзя было уходить. Мы были дисциплинированными детьми, без всяких часов знали время обеда, приходили вовремя.  В 4 – 5 лет ребёнок уже умел считать.

    Пока мы были маленькие, мы много играли, становились постарше – включались в общий труд. Задания раздавала мама, и сидя у очага, мы играли во взрослых: то камус мнём, то сучим нитку из оленьих жил. Продукт нашего детского труда не всегда был качественным, но мы никогда не слышали окрика, а только похвалу.

  

Вглядываясь  своё детство, вижу тихую белую ночь, ярангу, а возле неё маму. Тускло поблёскивает блюдечко, а на нём – бисер. Мама вышивает, и я, уже подросшая, подсаживаюсь к ней со своим рукоделием. Впервые иголку я получила лет в пять. Тогда мне сделали маленькую сумочку из оленьего меха – авсы. А вот украсить её вышивкой я должна была сама. Мама дала мне немного бисера, обрезки телячьих шкурок и доверила иголку. Эвенская девочка с детства приучала пальцы к иголке, училась её правильно держать и правильно с ней обращаться. Строго - настрого запрещали брать иголку в рот, втыкать её в одежду на себе. Даже если залаяли собаки у яранги и надо выйти, иголку можно было воткнуть только в шитьё. Моя детская вышивка не была совершенной, но когда я видела, что мама украшает ею свою одежду, а вышивка слегка кривовата, мне хотелось сделать работу так, чтобы на неё любовались.

    Вышивкой мама начинала заниматься, когда наступали светлые мартовские дни. Зимой дни короткие и неяркие. В такие дни мама занималась выделкой шкур и шила одежду и обувь. Время вышивки бисером наступало с приходом весны и солнца. Иногда к маме обращались с просьбой украсить вышивкой одежду или торбаса,  за работу платили дорого, могли даже заплатить оленем, настолько ценилось мамино  мастерство.  

   С ранних детских лет мы учились обращаться с ножом. Ещё совсем маленькими, мы его использовали во время еды, нарезая кусочки мяса, приучались правильно пользоваться ножом для кройки шкур. Нельзя было вертеть ножом и направлять остриё в сторону человека. Лет в семь мы уже могли строгать игрушки, свистульки, которые делали из веток молодой ивы.

   Нас учили обязательно здороваться. Когда приходили гости, мы знали, что нельзя мешать беседе взрослых, шуметь и разговаривать. Плохой привычкой считалось  рассматривать гостей пристально, в упор. Это считалось неприличным. Не позволительно было брать чужое. Нам, совсем ещё маленьким, говорили: никогда чужие вещи не трогайте, а то руки заболят.

   Маме некогда было рассказывать нам сказки. Их рассказывала бабушка Прасковья Павловна. И мы тихо-тихо сидели у очага и слушали о сказочных богатырях и животных, которые своим характером чем – то похожи на людей. Мы, дети, старались всё запомнить и пересказывали эти сказки друг другу.

   На поперечных перекладинах в яранге висели иконы. Мама знала всю историю Иисуса Христа, Пресвятой Девы Марии и рассказывала её нам. Утром после завтрака и вечером перед сном мы стоя молились вместе со взрослыми Иисусу Христу, Пресвятой Деве Марии, Николаю Угоднику. Молитв мы не знали и молились, как сердце подскажет. Мама учила: проси  у Бога, чтобы ты выросла большая, красивая девушка.

   Я выросла, училась в сельскохозяйственном техникуме на Оле и получила специальность ветеринара, чтобы вернуться к оленям и лечить их. Сестра Кристина стала зоотехником, сёстры Анна и Елена получили специальность швеи. Они не только освоили национальное шитьё ещё в детстве, но и стали мастерами современной одежды. Сестра Светлана училась в Ленинградском институте имени Герцена. К сожалению, не окончила учёбу. Брат Владимир выбрал работу водителя, стал специалистом по технике. А братья Семён и Иван остались верны оленеводству. Именно они, вернувшись после армии в родные края, во время перестройки и в тяжёлые 90-е годы сумели сохранить оленей.

  

Не все мои сёстры и братья сейчас живы. Нас осталось четверо. А мама по-прежнему в тайге, на Каньоне, где у неё привычная жизнь, привычные условия, чистый воздух. Она не хочет уезжать в посёлок. Там, возле оленей, по-прежнему на ней весь таёжный быт. Сейчас ей легче, уже не надо всё необходимое для жизни производить в семье. Не нужно обеспечивать всех членов семьи летней одеждой, есть современная одежда. Она шьёт национальную одежду для себя, потому что она к ней привыкла. Мама шьёт торбаса, зимнюю одежду, готовит еду и поддерживает огонь в очаге.

                                                                                           Светлана Ярышева

                                                                                            Фото автора